Монументальная пропаганда

Фильм сменился рекламой стирального порошка, который отстирывает все и ничего не портит, средства от перхоти и шоколада, который, по словам рекламной песенки, «имеет право разделить успех». За шоколадом пошла криминальная хроника. Сурового вида милицейская дама рассказывала о том, что случилось за последние сутки в Москве. На одном из рынков произошел взрыв. Бомба с часовым механизмом была заложена в мешок с картошкой. Погибло девять человек, тринадцать ранены. «Это не мое», — отметил Ванька. Студентка девятнадцати лет вместе с сокурсником задушила свою мать бельевой веревкой с целью завладения старинной иконой. Мальчик трех лет выпал из окна шестого этажа и оказался жив. В гостинице произошел пожар. Автомобиль «Ауди-6», управляемый пьяным водителем, вышел на встречную полосу и врезался в «Таврию». Водитель «Таврии» и его жена погибли на месте, владельца «Ауди» спасла воздушная подушка. И вдруг Ванька увидел Бавалю. Ее показали сидящей, очевидно, в милицейском участке. Ведущий сказал:

«На Белорусском вокзале задержана пожилая женщина. Во время досмотра у нее в чемодане обнаружены около двух килограммов гексогена, четыреста граммов тротила и две противотанковые гранаты. Задержанная утверждает, что боеприпасы принадлежат не ей, но как они попали в ее чемодан, объяснить не может. При задержанной никаких документов не оказалось, а назвать себя она отказывается. Всех, кому знакома эта особа, просьба позвонить по телефону…»

— Ну вот! — сказал сам себе Ванька и, выключив телевизор, задумался.

Хотя думать уже не было смысла. Бабку взяли и вряд ли отпустят. Значит, скоро придут сюда. А что делать? Он обернулся в кресле на 360 градусов, осмотрел свое оборудование и запасы взрывчатки и понял, что сделать он, инвалид, не сможет уже ничего. Остается только ждать, когда за ним придут. Ну, а когда придут…

Его лаборатория была хорошо оснащена всем, чем нужно, чтобы превратиться в гремящий и сверкающий ад для всех, кто сюда придет. Ванька усмехнулся. Он часто думал о том, как закончит жизнь, и собирался закончить ее эффектно. А как? Ему это часто снилось. Клубы пламени ослепительного и ярких цветов, и люди, летающие в нем, как птицы…

Ванька включил компьютер и соединился по Интернету с Джимом.

— Привет, — передал он ему.

— Привет, — ответил Джим. — Как дела?

— Подходят к концу, — сообщил Ванька.

— Можешь объяснить поточнее?

Ванька объяснил.

— О'кей — отозвался Джим, — Я не буду тебя отговаривать, хотя мне будет тебя не хватать.

Ванька не отозвался.

— Ты не хочешь мне отвечать? — спросил Джим.

— Я не знаю, что тебе ответить, — написал Ванька, и в это время в дверь постучали.

— Кто там? — спросил Ванька, не двигаясь с места.

И услышал пение:

— Сердце красавицы…

Ванька замер. Казалось, уже ничто не могло его взволновать, но тут заколотилось сердце так, что он сам себе удивился. Рука дрожала, откидывая щеколду. Открыв дверь, Ванька увидел человека в длинном нараспашку пальто, в красном пушистом шарфе, с заграничной бутылкой в руках и заметно уже хмельного.

— Ты? — спросил Ванька.

— Собственной персоной. — Жердык громко захохотал и снова запел: — Сердце красавицы…

— Стой! — закричал ему Ванька.

Впрочем, в созданное им устройство он еще не вставил батарейки, и машинка была пока безопасна.

— А что? — не понимая причины Ванькиного волнения, спросил Жердык. — Не нравится, как я пою?

— Нравится, — сказал Ванька, — Но, если можно, потом.

— Не пой, красавица, при мне и при других не пой, — весело сказал Жердык. — Ах ты, друг ты мой ситцевый!

Он подвинулся к Ваньке в намерении то ли обнять его, то ли похлопать по спине, но остановился, сообразив, что и то, и другое будет непросто осуществить.

— Я же только сегодня узнал, что ты жив. Ведь я тебя сам лично хоронил. Между прочим, с большими почестями. Как героя. А ты, негодник, нас всех обманул, хитрюга.

Жердык балагурил оживленно и весело, и будь он чувствительней к слову, сам понял бы, что фальшивит. Он чувствительным не был, продолжал говорить невпопад и спросил Ваньку, узнал ли тот его сразу.

— А ты меня?

— Я? Тебя? — Жердык хотел выразить удивление или возмущение.

Что за вопрос? Как же он мог не узнать старинного друга? Но все-таки понял, что это было бы слишком недостоверно.

— Да. Извини, — сказал он. — Но все-таки тебя я узнал. И узнал бы всегда. Ты знаешь, есть люди, у которых нет ничего, кроме внешней оболочки, а есть личности. А личность, Ванька, всегда проявляется каким-то образом. Она излучает свой особый свет или… я не знаю, как это назвать… Ванька, друг ты мой, ты не представляешь себе, как я рад!

— Заходи, — Ванька откатился к компьютеру. — Возьми стул, садись, я сейчас выйду из Интернета.

«Извини, — написал он Джиму. — Пришел старый друг».

«О'кей, — ответил Джим. — Я его знаю?»

«Знаешь, — написал Ванька. — „Сердце красавицы“.»

«О! — забеспокоился Джим. — Зачем он к тебе пришел?»

«Выпить хочет».

«И ты будешь с ним пить?»

«Может быть», — ответил Ванька.

«О.К., — написал Джим, и Ванька почувствовал в этих двух буквах сомнение. — Но мы с тобой еще свяжемся или…»

«Или», — ответил Ванька.