Монументальная пропаганда

Он вылез из-за стола, пошел к ней навстречу и даже раскинул руки для предполагаемого объятия, но забыл, с кем имеет дело. Она пробормотала невнятное «здрст» и от объятия отстранилась. Он был сообразительный, не настаивал, показал ей на одно из кресел, а сам опустился в другое. Помолчал, словно не придумал, с чего приступить к разговору, усмехнулся и сказал, глядя глаза в глаза:

— Ну вот. Начнем с того, что старое поминать не будем. Ты пострадала за свою принципиальность, это понято и принято во внимание. Есть мнение, что некоторые перегибы пора исправлять, поэтому сообщаю: решение об исключении тебя из рядов отменено. Стаж остается непрерывный, на учет пока можешь стать по месту жительства, а потом разберемся. По этому пункту вопросы есть?

— Есть, — сказала Аглая. — Я требую извинений.

— Чего? — удивился Поросянинов.

— Ну должны же вы передо мной извиниться.

— Да. — Поросянинов вздохнул, посмотрел на нее и сказал с чувством: — Аглая Степановна! Дорогой мой партийный товарищ! Ты ведь знаешь хорошо, что партия наша ошибки признает и исправляет, но не извиняется.

— Ладно, — согласилась Аглая. — Тогда второй вопрос. Сталина когда реабилитируете?

Поросянинов смутился. Подумал.

— Во-первых, — сказал он, — поскольку ты, в отличие от Сталина, полностью реабилитирована, ты имеешь право говорить не вы, а мы. Так какой у тебя вопрос?

— Когда мы Сталина реабилитируем? — заменила она местоимение.

— А у меня к тебе есть встречный вопрос: а на хрена он тебе нужен? — спросил Поросянинов и уставился на Аглаю прямо и не мигая.

— Что? — опешила Аглая.

— Ничего, проехало, — сказал Поросянинов и перешел на официальный тон. — У нас, Аглая Степановна, в партии есть такое мнение, и Сталин сам его разделял, что не отдельные герои делают историю, а народ под руководством коммунистической партии. На данном этапе во главе с первым ленинцем товарищем Брежневым. Эту станцию, — он не дал ей опомниться, — мы тоже проехали и сделаем пересадку на другой поезд. Нами, партийным руководством района, возбуждено ходатайство о переводе тебя на персональную пенсию республиканского значения. И еще: вот путевка в Сочи, билет любой, железнодорожный или авиа, будет оплачен. Посиди там, подлечись, попарься в сауне, попринимай всякие процедуры, массаж, грязевые ванны, душ Шарко. Очень полезно, сам пробовал. Наберешься сил, возвращайся и приходи. Захочешь, найдем достойную общественную работу. Не захочешь, отдыхай, читай книги, изучай классиков марксизма-ленинизма.

Глава 7

Диваныч вызвался ее проводить и дотащил ее чемодан до станции пешком.

Возле вокзала стояли две милицейские машины с мигалками, серая «Волга» и военный грузовик с солдатами под брезентом.

На перроне первого пути было шумно. Толпа не знакомых Аглае людей отмечала свадьбу. Невеста в белом платье и белой фате, жених в черном костюме с белой розой в петлице. Дружки, подружки, родители, родственники жениха и невесты, много всякого народа. Баянист с золотыми зубами растягивал меха, немолодые мужчина и женщина плясали, при этом женщина выкрикивала частушки довольно скабрезного содержания. На первый взгляд — свадьба как свадьба. Хотя было в ней что-то необычное. Какие-то люди держались слишком напряженно и зыркали глазами по сторонам. Это потом Аглая так припомнила. А тогда что-то почувствовала, но была озабочена своими проблемами. Боялась, не для того ли сманили ее путевкой, чтобы в ее отсутствие вытащить статую.

— Да нет, — успокаивал Диваныч. — Не похоже. Сейчас, наоборот, ожидается все-таки полная реабилитация.

— Ладно, — сказала она, — но если что, сразу же бежишь на почту и отбиваешь мне телеграмму. Не прямо, а напишешь: «Дедушка не здоров». Понял?

— А если дедушка здоров? — пошутил Диваныч.

— Если все в порядке, ничего не пиши.