Монументы Марса

Некопейкин. И оба в разорении, так что за деньги готовы душу продать. Невест с приданым — раз-два и обчелся. Ворчалкины — лучшая добыча, да их мамаша не спешит с дочками расстаться. Ждет достойных женихов.

Саша. Правильно, мой друг. Значит, единственный выход для наших женихов — поторопить Ворчалкину.

Некопейкин. Как так поторопить?

Саша. Госпожа Ворчалкина должна сообразить, что ей нужно срочно отделаться от дочерей. Иначе случится неприятность.

Некопейкин. Что же может произойти? Неужели землетрясение?

Саша. Вот ты изобретатель, надежда науки российской, собственный Невтон и Платон. Придумай такую катастрофу.

Некопейкин. Что ж, задача достойная меня!

^{_{Они уходят. Появляются Дремов и Ворчалкина.}}

Дремов. Но будь справедлива! Ведь ты же бесприданницей была, твой покойный бригадир тебя за прекрасные глаза взял.

Ворчалкина. А разве я ему плохой женой была? Разве я ему хозяйство не поставила, доходы не преумножила, пока он германцев бил, разве я ему красавиц не вырастила?

Дремов. А раз так, не стой на пути их счастья.

Ворчалкина. Счастье, мой друг, понятие относительное. Я когда за одноглазого бригадира замуж шла, все подушки искусала. И ты знаешь почему. Из-за тебя, дурачина!

Дремов. А что я мог сделать?

Ворчалкина. Я думала, руки на себя наложу. Я мечтала знаешь о чем? Чтобы ты прискакал на вороном коне, увез меня в лес и сделал со мной, что пожелаешь… Как мне плохо было! Я ж тебе больше двадцати лет об этом не говорила. У нас все мирно, все как у людей.

Дремов. Вот видишь!

Ворчалкина. Ничего не вижу. И видеть не желаю. И знаешь, почему я дочкам свою судьбу желаю? Потому что когда я пообвыкла да смирилась, стала домашней животиной, то поняла: ничего бабе не нужно, как выйти замуж за богача, жить в большой усадьбе, растить детей и кушать вкусные яства. Я — лентяйка.

Дремов. А ведь ты картинки рисовала, мы с тобой ходили звезды считать, созвездия угадывать.

Ворчалкина. Ты, мой возлюбленный дурак, не понимал, что и картинки эти, и созвездия были моими тебе подарками.

Дремов. Мы могли быть счастливы.

Ворчалкина. И я бы всю жизнь лямку тянула, в бедной избе жила. Одно слово, что господский дом, а в земле на три венца. Да и мясо только по воскресеньям — сплошной пост. И дети наши пошли бы в солдаты, как твой племянник Гаврила. Но бог миловал, избавил от жизни с любимым мужчиной. Избавил!

Дремов. Ты решила оставить Прелесту в расстроенных чувствах?

Ворчалкина. Чтобы потом она воспряла и забыла о солдатике, от которого никакой пользы, только вирши и драки на шпагах.

Дремов. И кого же ты ей в женихи прочишь?

Ворчалкина. Посмотрим, поглядим…

Дремов. Болтуна Фентифлюшина? Пропойцу Гремыхина?

Ворчалкина. Нет, им-то мои дочки не достанутся. Я дождусь настоящих вельмож. Спешки нет, девки мои еще молодые. Найдутся, прибегут. Сначала Христину охомутаем, потом за Прелесту возьмемся.

Дремов. Акулина, я тебя нашей бывшей любовью заклинаю!

Ворчалкина. Тоже мне, ворожея выискалась! Не хочу, чтобы из-за любви моя дочь всю жизнь в бедности прозябала. Или ты думаешь, они приданое с тобой за компанию проедать будут?

^{_{Анна выглядывает из столовой. Она слушает разговор. Она вообще мастер слушать чужие разговоры.}}

Анна. Простите, конечно, что я вмешиваюсь, но мне кажется, что молодой человек, о котором идет речь, имеет возможности достичь в будущем значительных успехов в карьере и особенно в стихотворчестве.

Ворчалкина. Ну вот, советчица явилась! Если такая прозорливая, вы бы, мадам, сами и выходили за Гаврилу замуж! Или тоже ищете себе мужа побогаче?

Анна. Какая это пошлость, госпожа Ворчалкина! Мой муж, скончавшись, оставил мне значительное состояние, которое позволяет мне не думать о новом замужестве.

Ворчалкина. Утешайте себя, утешайте!

Анна. Если бы я захотела, то очередь женихов к моей опочивальне выстроилась бы версты на три.

Ворчалкина. Ну и репутация у вас, милочка! Все сбегутся!

Анна. К сожалению, я не могу вызвать вас на дуэль."

Ворчалкина. Почему же — на скалках! Славный получится бой.

Анна. Мой учитель словесности советовал: если ты в расстройстве чувств или в нервном состоянии духа, начинай считать. Считай до ста. Один-два-три-четыре-пять-шесть…

Ворчалкина. Не отдам я Прелесту за вашего Гаврилу. Не отдам, и дело с концом!

Анна. Подождите одно мгновение, Акулина Панкратьевна. Послушайте строки, принадлежащие перу Гаврилы Романовича. Неужели они не вызовут отклика в вашем сердце?