Моонзунд

Никак не ожидавшие такого афронта дамы деликатно отвлеклись, рассматривая благородную гладь моря. Только одна восторженная курсистка (кажется, дочь адмирала Свешникова) вперилась в корму Безголового как зачарованная…

– Давайте гонг! – приказал адмирал Свешников.

Ударила рында, объявляя вынужденный антракт. Перерыв в борьбе буквально обрушился на Семенчука, как бедствие. Он понимал, что вторично ему вряд ли удастся так ловко захлестнуть противника. Борцов увели в каземат противоминной батареи. Семенчук, слабо надеясь на свою победу, решил попробовать с другой стороны:

– Слушай, приятель, мне очень надо попасть в Питер…

– А! – одним звуком отозвался Безголовый.

– У меня там невеста… ждет… понимаешь?

– У? – вроде удивился тот.

– Надо… Как бы тебе объяснить? Надо…

– О!

– Уступи. Ста рублей с линкоров не пожалеем…

– Ы, – ответил ему Безголовый, пролезая в новое трико.

Гонг!

На этот раз он обрушил Семенчука на ковер плашмя, сразу на две лопатки. «Севастополь» содрогался от рева матросов:

– Подножка была! Не по правилам…

– Верно все! Ногу не тронул… – кричали крейсерские.

Семенчук встал с ковра и… заплакал. Плачущего борца повели к трапу дружки-приятели и поклонники. Публика еще долго неистовствовала, но уже ничто не спасет положения. Семенчук-то ведь лучше всех знал, что подножки не было. Все правильно!

* * *

Сильный ветер взмывал воду гельсингфорсского рейда. Рвало с голов бескозырки – колесами они долго еще катились по волнам, намокая, и утопали. Стучали на ветру, словно пушечные громы, брезентовые чехлы мостиков. Под бортами линкоров мотало и било на волне дежурные катера и вельботы.

Семенчук обратился к вахтенному офицеру, мичману Карпенко:

– Девка тут одна… финка, которая все Колю своего сыскивала. Заплыла за «Петропавловск» и… боязно за нее.

– Ах, наша прекрасная Ундина? Хорошо – в шлюпку!

Искали Русалку весь вечер, а ночью лучи прожекторов зловеще скрестились над рейдом. Нашли ее лишь под утро возле каменистого острова. Она казалась прекрасна и сейчас – даже мертвая. Но только теперь матросы заметили, что она уже давно беременна.

В глухую августовскую ночь на окраине Брунспарка в Гельсингфорсе восемь матросов, сняв с поясов ремни, стебали ими девятого. Тяжелые медные бляхи, насыщенные с испода свинчаткой, остро рассекали воздух над головами. Бляха матросского ремня – оружие страшное, делающее из человека рубленую котлету.

– Слышал, Володя? – спросил Семенчук. – Говорят, что вчера финская полиция мертвого с нашей бригады подобрала в парке?

– Ша! – отвечал Лопухин. – Это и был тот самый Коля…

* * *

В августе немцы через Ирбены рванулись на Ригу!

5

Колонны Гинденбурга маршировали отлично.

Сбежались смотреть литовские села,
как, поцелуем в обрубок вкована,
слезя золотые глаза костелов,
пальцы улиц ломала Ковна.

Варшава пала, Ковна пала, Митаву и Шавли немцы взяли…

Гинденбург нажимал на Ригу, на Ригу, на Ригу!

Войдя в Виндаву, немцы нашли там взорванные причалы, обгорелые руины вокзала. Русские миноносцы рыскали по ночам вдоль кромки берега, снимая персоналы маяков (с их детишками, картошкой с огорода, с блеющими козами), команды радиопостов, прислугу приморских батарей. Теперь уже вся Курляндия была оккупирована немцами, и Гинденбург нашел здесь много мяса и сала, молочные реки и сливочные озера, – принц Генрих Прусский просто лопался от зависти к армии, ибо германский флот никак не мог угнаться за германской армией… «Стыдно!»

Гинденбург наседал на Ригу, где спешно формировались батальоны латышских стрелков, и в добровольцах отказа не было: многовековая ненависть латышей к германцам не требовала даже агитации. Русские солдаты, плечо к плечу с латышскими стрелками, задержали военщину кайзера под самой Ригой, ну буквально под самыми ее пригородами – во мхах Тирольских болот, в гудящих соснами лесах возле чистого озера Бабите. «Что будет дальше?..»

– Дальше, высокий принц, – напутствовал Тирпиц гросс-адмирала Генриха, – ваш флот должен проломиться через Ирбены, чтобы подкрепить Гинденбурга с моря и пресечь господство русских в Рижском заливе… – Палец Тирпица плотно лежит на карте. – Это просто, – говорит он, – надо лишь выбить пробку из Ирбен. Я знаю, что у русских там собран хлам, а не корабли. Ни одного линкора! Смотрите сюда, мой принц…

В начале августа над Балтикой грохотал затяжной шторм. Старенький миноносец, из бортов которого волной выбивало заклепки, вернулся в Гельсингфорс с моря. С его борта сошел измотанный качкой и бессонницей контр-адмирал Адриан Непенин: этот офицер, помимо любви к авиации, обладал еще страстью к шпионажу. Непенин был главою всей флотской разведки на Балтике… На штабном «Кречете» пышные ковры глушили его тяжелые шаги. Срывая с плеч макинтош, Непенин почти вломился в каюту комфлота Канина.