Мопассан

А потом он вдруг обрушивается на «нелепый, сложный, длинный и невразумительный набор слов, который навязывают нам сегодня под именем художественной манеры письма». Вычурному стилю он противопоставляет язык своей кормилицы. «Поменьше существительных, глаголов и прилагательных, смысл которых почти неуловим, но побольше непохожих друг на друга фраз, различно построенных, умело размеренных…»

И наконец, он заканчивает замечательной формулой: «Впрочем, французский язык подобен чистой воде, которую никогда не могли и не смогут замутить вычурные писатели… Наш язык — ясный, логичный и выразительный. Он не даст себя ослабить, затемнить или извратить».

Он перечитывает написанное. Да, это именно то, что он и хотел сказать. Не так-то просто быть простым! «Те, кто в наши дни создает образы (о, сколько здесь презрения. — А. Л.), злоупотребляя отвлеченными выражениями, те, кто заставляют град или дождь падать на чистоту оконного стекла, могут также забросать камнями простоту своих собратьев! Они, может быть, и нанесут телесные повреждения собратьям, но никогда не заденут простоты, которая бесплотна».

Сомнений нет: он целится в Гонкуров, символистов и их последователей.

Это небольшое «Предисловие» вызвало оглушительный резонанс. Можно принять точку зрения Анатоля Франса, считавшего, что «теория романа, созданная Мопассаном, столь же естественна для него, как теория отваги для львов». Но в то же время можно и отделить преднамеренное от случайного. Основная цель «Предисловия» — доказательство того, что роман должен быть предельно объективным и что роль автора — это роль отлично загримированного актера.

Гонкур отказывается верить собственным глазам. Задыхаясь от обиды и гнева, он с горечью записывает в своем дневнике год спустя: «Почему в глазах определенного круга людей Эдмон де Гонкур — джентльмен, любитель, аристократ, забавляющийся литературой, и почему Ги де Мопассан — настоящий писатель? Почему, хотел бы я это знать?» Давно уже назревало в Гонкуре недовольство этим противным Нормандцем, этим «Полем де Коком» современности, который, однако, так тепло надписал ему свою книгу «Под солнцем»: «Господину Эдмону де Гонкуру — другу, мастеру, которым я так восхищаюсь».

«В предисловии к своему новому роману, нападая па художественную манеру письма, Мопассан, не называя имени, целился в меня. Еще в те времена, когда он со-бирал деньги для памятника Флоберу, — уже тогда я усомнился в его искренности. Сегодня, посылая мне «Предисловие», он заверяет меня в своем восхищении и привязанности. Таким образом, я вынужден видеть в нем Нормандца, трижды Нормандца. Впрочем, Золя говорил мне о нем, что это настоящий король лжецов…»

Хотел ли Мопассан задеть Гонкура? Маловероятно. > Он нападает больше на последователей, чем на лидера. В чем же дело? По-видимому, Мопассан слишком поздно сообразил, что может причинить боль раздражительному метру, и поспешил исправить положение частным письмом. Это произвело впечатление двурушничества. «Мопассана можно назвать нормандским рассказчиком наподобие Монье[95], — продолжает Гонкур, — но это не писатель: у него, конечно, есть свои причины, чтобы принижать художественную манеру письма… Страница Мопассана, не подписанная им, вполне может принадлежать любому грамотному человеку».

Гонкур хорошо помнит инцидент с памятником Флоберу.

В 1881 году была открыта подписка для сбора средств на строительство памятника в Руане. Эдмона де Гонкура избрали председателем комитета. В 1886 году комитет располагал 9650 франками из необходимых 12 тысяч. Гонкур, обратившись к Золя, Мопассану, Доде, предлагает восполнить недостающую сумму. Мопассан… присылает чек на тысячу франков! Это необдуманное вмешательство носило характер урока, преподанного щедрым Мопассаном скряге Гонкуру. Гонкур немедленно подал в отставку. Мопассан вынужден был отправиться в Отей[96] и, вероятно, пустил в ход все свое красноречие, потому что после этого визита Гонкур взял обратно прошение об отставке. Не прошло и года, как между писателями возникает новый конфликт.

В январе 1888 года «Предисловие», вызвавшее столько литературных споров, появляется в неузнаваемо искаженном виде в литературном приложении к «Фигаро». Взбешенный Ги хочет «раз и навсегда провозгласить абсолютное право каждого писателя защищать свою мысль, какова бы она ни была, против каких бы то ни было искажений». Мопассан поручает своему другу, адвокату Эмилю Стро возбудить против «Фигаро» судебное дело. После длительных переговоров инцидент был улажен миром. «Фигаро» с удовлетворением публикует сообщение: «Г-н де Мопассан после объяснений, полученных им в связи с купюрами, которые редакция позволила себе сделать в одной из работ без его ведома и которые дослужили поводом для судебного иска против «фигаро», дал своему адвокату указания прекратить дело. Мы счастливы, что решение г-на Мопассана позволяет нам восстановить добрые отношения с нашим коллегой».