Мопассан

Мопассан не сумел так всеобъемлюще изобразить страсти и деньги, как это сделал Бальзак; Вальтер не стоит Нусингена, а Милый друг не стоит Растиньяка. Он не сумел описать так же досконально, как Золя в своем романе «Деньги», сверхмахинации с капиталом — крах «Всеобщего союза», который вдохновил автора «Ругон-Маккаров». И тем не менее роман «Милый друг» остается шедевром — неровным и сложным, шедевром приземленным, который в конце концов своими недостатками подчеркивает спесь и противоречия общества, приговоренного к смерти собственной испорченностью, так же как прогрессивным параличом приговорен к смерти художник, бычок с улицы Моншанен.

Циник Мопассан никогда не шутил с водой, священным для него элементом, но он назвал «Милым другом» свою первую яхту — символ благосостояния и могущества, приобретенного на деньги от романа. Яхта «Милый друг», которая скоро снимется с якоря, — это материализованный реванш осмотрительного мелкою чиновника из министерства с улицы Руаяль. Это сам Мопассан, поднявший паруса, скользящий с попутным ветром в открытое море своей судьбы.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ОРЛЯ

Но мало-помалу необъяснимое беспокойство овладевало мною. Какая-то сила, мне казалось — тайная сила, сковывала меня, останавливала, мешала идти дальше, влекла обратно…

1

Роза и оливковое дерево. — Сестры Рондоли. — Бульварный Казанова. — Рождество 1885 года в Антибе. — Нежная Эрмина. — Призраки любовной дружбы. — Охота. — Шесть чувств. — Склонность к садизму. — Кошки

«Я непоседа!» — хорохорясь, повторяет Мопассан. И впрямь ему не сидится — он то и дело снимается с места. Не успел обосноваться в Каннах, в парке Монсо, в Сартрувилле, как он уже где-то, в другом месте. Солдата Мопассана искали в Венсенне, в Руане или в Гавре — и находили в Этрета! Он ходит в четыре раза больше заядлого любителя пеших проулок. Он гребет. Плавает на лодке. И наконец, покупает трехколесный велосипед.

И в его книгах все тоже в движении. Дилижанс из «Пышки» подпрыгивает на ухабах нормандских дорог, катится карета в романе «Жизнь», ялик из «Мушки» встречается с лодкой из «Иветты», едут фиакры из «Милого друга» и «Нашего сердца». Один пароход держит курс на Корсику и в Алжир, другой возвращается из Бужи в Марсель… «Луизетта»… «Милый друг-1», «Милый друг-2». «Октав Мирбо, — отмечает Гонкур, — забавно рассказывает о страхе Мопассана перед смертью — страхе, который приводит его жизнь в бесконечное движение как на земле, так и на море, лишь бы укрыться от этой навязчивой идеи».

Тряска под песню колес… Мопассан дремлет. Спешит. Перемещается. Идет вперед. Как и персонажи всех его произведений, он постоянно в движении. Куда он едет? Куда-то… В страну, где его правый глаз, словно бы подернутый соленой пеленой, не будет доставлять ем^ мучений. В страну, где нет мигреней, в страну, где всегда светит солнце. Он ненавидит запах сырого угля. Он счастлив.

Валенсия… Корсика… Как давно это было! Марсель… Тулон… Фрегюс, Сан-Рафаэль… «Поезд мчался сквозь сад, сквозь рай розовых кустов, сквозь лес цветущих апельсиновых и лимонных деревьев, покрытых белыми лепестками и золотыми плодами…»

Он уже больше не Мопассан. Он уже не… то есть да! Да! Он наконец человекозверь, восемьдесят килограммов сверхчувствительного мяса в кожаном мешке, раскачивающегося в такт механическому ритму. Кондуктор, спотыкаюсь, проходит по вагону. О, как он счастлив, что снова сбежал из Парижа! Сбежал от боли, сбежал от миленьких графинь, сбежал от принцессы Матильды! Он подымается, разражается смачной бранью. Хорошо! Подходит к окну, и синие брызги хлещут его по щекам. Извечное ослепление язычника перед «страной, где цветут апельсины», — вот ритм его творчества! Он пробудился. Он больше не страдает мигренью, соленые песчинки не режут больше правый глаз… И вот наконец он видит розу и оливковое дерево.

По всему побережью розы оплетают тысячелетние оливковые деревья. «Они ползут по стенам, поднимаются на крыши, взбираются на деревья, просвечивают сквозь листья — красные, белые, желтые, маленькие или гигантские…»

Окно открыто, и Ги, раздув ноздри, чувствует не их аромат, но их «дыхание»…

«Поезд все мчится, ныряет в туннели, скользит по волнам холмов, бежит над водой по карнизам, отвесным, как стены…» Чух-чух-чух, чух-чух-чух!.. Ницца, Болье, Монако, Рокебрюн, Ментона… Заходящее солнце пробуждает в памяти вид с красочной почтовой открытки. «И вдруг я заметил под деревьями, сбоку от рельсов, в сгустившейся тьме, нечто вроде звездного дождя… То были светлячки — пылающие мушки, танцующие в напоенном ароматами воздухе удивительный огненный танец…»