Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе)

– Если выпустить их в мир божий и необъятный, одеть, допустим, в цивильные костюмы, смокинги, фраки, галстуки, шляпы, ведь о них скажут – люди! О каждом. Человек, мол! Импозантный мужчина! Встретится тебе с какой-нибудь дамочкой под ручку – она влюбленно ест его глазами… взирает в его мужественные очи… Какой напрашивается вывод? Прежде чем женщине выйти замуж, необходимо удостовериться, что ее избранник – мужчина.

Глава вторая

1

На Девятке вновь прибывшим не давали времени на ознакомление с обстановкой или на адаптацию: сегодня приехал, нарядчик зачислил в бригаду – завтра канай на развод. Как известно, Враля определили в 37-ю королевскую, но… у него была первая категория! Значит, ему полагалось выходить в тайгу. Он же был поставлен в известность, что будет шнырем в секции у воров. Воры это решили, а о такой мелочи, как обеспечить ему «освобождение» – забыли.

Освобождение от таежного труда можно было получить только у врача, в данном случае у Боксера, единственного здесь представителя медицины. Это не представлялось проблемой: Враль ему понравился, он даже предложил, что будут вместе бегать. Боксер любил по утрам заниматься оздоровительным бегом, одному ведь скучно. Пробовал клеить на это Скита, но тот отказался. Скит был независимой персоной: приближенный самого Мора.

Официально Мор считался библиотекарем в KBЧ, но все знали, что из авторитетных воров зону держал именно он, затем шли видные воры – Петро Ханадей, Тарзан, Чистодел. По закону ворам работать, как и занимать в зоне должности, не полагалось. Они и не занимали, за исключением Мора, которого считали настолько неприкосновенной личностью, что было естественным числиться ему библиотекарем, на самом деле библиотекарем, шнырем и оруженосцем – всем одновременно был Скит.

В тот день, когда Боксер, Быдло, Враль и Хмырь ходили в ЗУР делать уколы козлам, Боксер попросту забыл, что Враль остался в зоне фактически на положении отказчика, забыл дать ему «освобождение» от лесной работы по состоянию здоровья.

Враль, честно сказать, в других лагерях тоже был отказчиком и за это немало пострадал, то есть из-за своих убеждений: был отказчиком не потому, что считал необходимостью бороться за сохранность сибирских лесов, – ему было неинтересно подчиняться бессмысленным, на его взгляд, требованиям. Строптивостью характера тоже отличался, причем, как он сам заметил, за последние годы стал относиться к жизни и человекообразным с необъяснимым презрением.

Жизнь не казалась ему справедливой. Что же касается отказчиков вообще, эти мужественные люди нравились ему своей стойкостью, несгибаемостью: администрация старалась заставить их трудиться, сочиняла для них лозунги в духе изящной словесности: «Честный труд – дорога к дому, запомни сам – скажи другому». Разве не гениально? Отказчики оставались глухи к красоте поэтического слова.

Им обещали, что труд облагораживает их телесно и духовно – они отказывались облагораживаться, утверждая, что от труда станешь горбатым.

Обещали хорошо кормить – они довольствовались «пониженной нормой» питания да еще сами изобретали вредные антилозунги: «От работы лошади дохнут».

В действительности так и было.

Или же: «Пусть работает медведь, у него четыре лапы!» – Мечта, что и говорить: медведь тоже не дурак.

Суки в своих зонах палками учили их любить труд, но убедились: из-под палки настоящий отказчик труд никогда не полюбит – не кобыла в конце концов. И хотя вынуждены были подчиняться насилию – кубатуры давали смехотворно мало, если… давали.

Отказчики и на Девятом воровском спецу выступили против Инструкции древним способом организаторов всех революций мира: ушли на подпольное положение в буквальном значении этого понятия. И единственный барак, где они могли уходить под пол совершенно законно, – воровской, где 37-я королевская штрафная воровская гвардейская знаменоносная бригада. Здесь «цвет нации». Тут-то и проявлялась разница между суками, которые угнетали мужика, гоняя на работу дрынами. Воры благоволили мужику, значит и отказчикам, воры снисходительно наблюдали их борьбу с администрацией со своей аристократической высоты и даже помогали, как могли. Надо сказать, часто и сами воры, не слишком видные, которым не удавалось почему-то записаться у Боксера, тоже делили с отказчиками неудобства подпольной жизни.

Итак, бригады ушли на работу, проверка окончена, в зоне выжидательная тишина, нет никакого движения. Будет ли облава? Стоят на стреме отказчики-«часовые», лежат на наблюдательных пунктах у окон, бдительно следят за происходящим в зоне: если облава, о том узнается заблаговременно.