Мор, ученик Смерти

огня, виновато чихая, поскольку вторая вещь, которую Гвлэдис не терпела, — это когда он

болеет. Он лежал, скорчившись и часто вздрагивая, в холодной постели, и загадочный

ответ заполонил его сны, точно айсберг. В бреду и жару он то и дело бормотал: «Что он

хотел сказать этим „ЧТОБЫ ВСТРЕТИТЬСЯ ЕЩЕ РАЗ“?»

* * *

В городе Сто Лате ярко пылали факелы. На целые взводы была возложена обязанность

постоянно обновлять их. Улицы сияли. Шипящие огни загоняли в углы ни в чем не

повинные тени, которые столетиями каждую ночь тихо занимались своим делом. Факелы

освещали древние замшелые закоулки, откуда из глубины своих нор поблескивали

глазками растерявшиеся крысы. Вынуждали попрошаек воздерживаться от ежевечернего

обхода и оставаться в своих каморках. Полыхали в ночном тумане ореолами желтого света, который затмевал бьющие из Пупа потоки холодного сияния. Но главное, что они

освещали, было лицо принцессы Кели.

Оно было повсюду. Его изображением залепили каждый сантиметр любой плоской

поверхности. Бинки галопировала по сияющим улицам, между принцессами Кели на

дверях, стенах и фронтонах. Мор изумленно взирал на плакаты с изображением своей

любимой: она смотрела на него со всех поверхностей, до которых только сумели добраться

слуги со своим клеем.

Что еще более странно, никто, похоже, не обращал на портреты особого внимания.

Хотя ночная жизнь Сто Лата не могла похвастаться такой колоритностью и

событийностью, как жизнь Анк-Морпорка (разве заурядная корзина для использованной

бумаги может соперничать с муниципальной свалкой?), улицы, тем не менее, кишели

людьми. Стены сотрясались от пронзительных зазывных воплей торговцев, игроков,

продавцов сладостей, наперсточников, карманников и — изредка — бледного восклицания

честного продавца, который забрел сюда по ошибке и теперь не мог заработать на жизнь.

Пока Мор ехал сквозь это, в его уши вплывали обрывки разговоров на полдюжине

различных языков; он осознал и принял, как данность, тот факт, что все они для него

понятны.

Наконец, спешившись, он повел лошадь по Стенной улице в тщетных поисках дома

Кувыркса. Он нашел здание только потому, что выпирающий гигантским волдырем кусок

стены под ближайшим плакатом издавал приглушенные ругательства.

Осторожно протянув руку, Мор оторвал полоску бумаги.

— Больфое фпафибо, — раздался голос горгульи-придверницы. — Как тебе это

нравитфя? В одну минуту ты фивефь нормально, а в следуюфую минуту у тебя полон рот

клея.

— Где Кувыркс?

— Отправилфя во двореф. — Горгулья покосилась на Мора и подмигнула отлитым из

железа глазом. — Какие-то люди прифли и унефли вфе его вефи.

Потом прифли другие и залепили вфе фотографиями его подруфки. Фволочи, добавила

она.

Мор залился краской.

— Его подружки?

Придверница, ведущая свое происхождение от демонов, в ответ захихикала.

Ее смех звучал так, как будто ногтями провели по стопке бумаги.

— Да, — сказала она. — Ефли тебе хочетфя фнать, они вроде как немного торопилифь.

Мор снова очутился на спине Бинки.

— Эй, пафан! — прокричала горгулья вслед его удаляющейся спине. Пофлуфай! Не

мог бы ты отклеить от меня эту дрянь, а, мальчик?

Мор натянул поводья так резко, что лошадь встала на дыбы и, пятясь, исполнила

несколько безумных па на булыжной мостовой. Не спешиваясь, Мор протянул руку к

кольцу. Горгулья взглянула в его лицо и внезапно почувствовала себя очень испуганным

дверным молотком. Глаза Мора сверкали, как два горнила; выражение его лица наводило

на мысль о раскаленной печи, а в голосе содержалось достаточно жара, чтобы растопить

железо. Горгулья не знала, на что он способен, и предпочла бы этого никогда не знать.

— Как ты меня назвала? — прошипел Мор.

Горгулья соображала быстро.

— Фэр? — вопросила она.

— Что ты попросила меня сделать?

— Рафклеить меня?

— Я не намерен этого делать.

— Прекрафно, — сказала горгулья. — Фамечательно. По мне так вфе отлично. Фначит,

будет продолжать вифеть вокруг.

Она проводила скачущего Мора взглядом и облегченно передернулась, нервно

постукивая себя кольцом.

— Хо-о-ро-шо пого-во-о-рили! — проскрипела одна из петель.

— Фаткнифь!

* * *

Мор миновал нескольких ночных сторожей. Похоже, круг их обязанностей теперь

изменился. Они звонили в колокольчики и время от времени выкрикивали имя принцессы,

но как-то неуверенно, точно с трудом припоминая его. Он не обратил на них внимания,

поскольку прислушивался к голосам в собственной голове. Они вели следующий разговор:

Дурак, она и видела-то тебя всего один раз. С какой стати ей о тебе вспоминать?

Да, но я все-таки спас ей жизнь…

Это значит, что ее жизнь принадлежит ей, Не тебе. Кроме того, он волшебник.

Ну и что с того? Волшебникам не полагается… гулять с девушками, они цел…

умудренные…

Умудренные?

Им не полагается того… ну, сам понимаешь.

Что, вообще никогда никаких «сам понимаешь»? — спросил внутренний голос, и Мору

показалось, что он ухмыляется.

Считается, им нельзя, поскольку это вредно для волшебства, — горестно подумал Мор.

Поскольку? А может, постольку? Ух, какие мы умные! Какие слова знаем. А может, в

постельку? Забавное местечко для занятий волшебством.

Мор чуть не подпрыгнул, настолько он был шокирован.