Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 1

Иногда разрушительный пожар войны охватывает до половины всей Земли: и когда мировые престолы объединяются для того, чтобы посадить на шею тому или иному народу очередную ненавистную династию, и когда одни государства стремятся воспрепятствовать другим разорвать унизительный и невыгодный союз для того, чтобы создать свое собственное автономное правление. Тогда пламя тоже вспыхивает и снова угасает, но не исчезает совсем, а продолжает тлеть в углях, чтобы вскоре вспыхнуть снова, с еще большими силой и жестокостью. Иногда природные и общественные бури вьются только над отдельными регионами мира; иногда они, подобно огням маяка, озаряют все окрестности, практически весь мир. Нет такого моря, над которым не раздавался бы гром пушек; нет такой реки, которая не текла бы кровью; нет такой долины, которая не сотрясалась бы от тяжкого топота кавалерии; нет такого поля, которое не было бы удобрено кровью падших; и повсюду люди убивают друг друга, грифы набивают себе брюхо падалью, а волки воют прямо в уши умирающим воинам. Нет такого города, стены которого не рушились бы под ударами ядер и бомб, и нет такого народа, который не богохульствовал бы во время войны, воссылая хвалы Богу Любви за свои кровавые победы и богатую добычу. "Те Deum" слышалось повсюду в Варфоломеевскую ночь и во время Сицилийской бойни. Все силы человеческого разума, вся его изобретательность используются для того, чтобы изобретать все новые и новые, все более и более совершенные орудия, при помощи которых человеческую плоть можно было бы еще скорее и эффективнее разрывать, растягивать, корежить и стискивать; и все равно лицемерное человечество, напитавшееся кровью и насладившееся страданиями ближних, поднимает дикий крик и взывает к небесам, осуждая одно-единственное убийство, которое, между тем, ничуть не менее христианское, чем его обычное поведение, а вызвано бывает чаще всего той же самой алчностью, которую дьявол поселил в сердцах всех наций мира.

Мечтая об Утопии и Миллениуме, мы чуть не начинаем слепо верить в то, что человек – это не полуусмиренный тигр и что вид и запах крови не пробудит в нем дремлющие до поры темные страсти, для того лишь, чтобы воочию убедиться в том, что непрочная маска цивилизации моментально разбивается надвое и с презрением отбрасывается прочь. Мы ложимся спать, как ложился в древности крестьянин на склонах Везувия. Гора, на которой он возлежал, столь давно уже молчала, что все считали: пламя в ней давно утихло. Его окружали тяжелые гроздья винограда, а листья оливок тихо шелестели под нежным вечерним бризом. Над его головой мирно мерцали звезды на безоблачном ночном небосклоне. А потом его внезапно пробуждало оглушительное бурление пылающей подземной лавы, и первый язык пламени извержения пронзал ночное небо; и он в ужасе наблюдал, как пробудившийся измученный и униженный титан в гневе мечет свои земные молнии в бледные звезды, окутывается клубами дыма и гари и низвергает вниз по склонам огненные потоки, все разрушающие на своем пути. Нас точно так же окружают шум и треск Гражданской войны; она превратила землю в пандемониум; человек снова стал варваром. Огромными волнами, одна за одной, на землю накатываются враждующие армии, повсюду оставляя за собой дымящееся пепелище. Мародеры бесчинствуют повсюду, вырывая кусок хлеба даже изо рта голодного ребенка. Седина обагряется кровью, а невинные девы тщетно молят грубую Похоть о пощаде. Законы, суды, конституции, христианская мораль, милосердие, жалость – все они исчезают; иногда кажется, что Бог самоустранился от всего происходящего на Земле и место его занял горделивый Молох, в то время как и пресса, и кафедра проповедника исходят праздничными словесами в честь новых и новых убийств, требуют полного уничтожения побежденных огнем и мечом, полного разграбления нажитого ими достояния во славу и во благо очередного христианского Сената.

Коммерческая выгода умерщвляет живые нервы целых народов и делает их глухими к призывам чести, порывам великодушия, стонам страдающих от несправедливости. Повсеместно вселенская жадность до богатств мира сего низвергает Бога с Его Престола и усаживает на него Маммону и Вельзевула. Высшая власть передается самовлюбленному Эгоизму, и обретение материального богатства возводится в высшую цель земного бытия. Настоящей эпидемией стали узаконенные игра на деньги и спекуляция; предательство считается лишь логическим продолжением ума и хитрости; общественный пост становится добычей наиболее наглой и наиболее подлой политической партии; страну, точно Актеона, разрывают собственные псы, ее собственные граждане тем более жестоко грабят и унижают ее in extremis⁸, чем лучше она их обучила и больше обогатила.

По какому праву, вопрошает Глас, это существо, вечно грабящее и убивающее себе подобных и, в свою очередь, ограбляемое и умерщвляемое ими, признающее своим богом только лишь свою личную выгоду, требует себе больших прав, нежели те, которыми обладают так называемые «низшие» животные, в действительности точь-в-точь на него похожие?