Мораль (май 2009)

А в чем же разница между моралью и нравственностью? Принято считать, что нравственное чувство - это индивидуальное усилие, а формирование морали и ее охрана - коллективный труд. Нравственность интимнее морали; мораль древнее нравственности. Мораль родом из Ветхого Завета; нравственность из Нового. Мораль служит делу самосохранения общества и меняется вместе с общественными нуждами и установками; нравственные законы неподвижны.

Мораль оперирует понятиями «хорошего» и «плохого», пользы и вреда; нравственность - категориями добра и зла.

Мораль зиждется на талионе, на страшной и великой идее справедливости («Душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Книга Исхода, 21:24-26), а нравственность невозможна без того, что выше справедливости, - без милосердия. Жалости.

У моралиста внутренняя сила растет из осознания чужих слабостей. А у человека, живущего нравственной работой - из осознания своих.

Этот самый милосердный подвижник, он же профессиональный праведник, он же стержень добродетели, он же нравственный столп - фигура, безусловно, гораздо более симпатичная, чем моралист.

Но со своими особенностями. Не без гордого смирения (обыкновенно) несет свои нарядные грехи и слабости. Профессиональный праведник никого никогда не осудит, кроме сильного; но уж сильного - не пожалеет. Ибо силу не понимает, силе не доверяет.

Моралист, напротив того, силу поймет, а вот слабости не простит.

Моралист - он ведь борец, у морали есть четкие границы, которые нужно защищать.

Вот поглядите - Моральный кодекс строителя коммунизма (принят XXII съездом КПСС в 1961 году) состоит из двенадцати заповедей. И пять заповедей (почти половина) - самые что ни на есть воинственные. Четыре нетерпимости (строитель коммунизма нетерпим к…) и одна непримиримость (непримиримо борется с…).

Есть ли сейчас на карте мира страна победившей морали? Как не быть. Присутствовала я не так давно на женской конференции («Гендерные проблемы и свобода воли»), на которой главным угощением числилась американская правозащитница и феминистка Берта Атткинсон. На одном из семинаров дамы спорили до хрипоты, обсуждая некую коллизию - невеселые калифорнийские приключения молодой семьи из России. Он и она. Программисты. Семимесячный сын. Ехали из серого опасненького Свиблова, приехали в солнце, в счастье, в объятия мягких интеллигентных соседей. Как в фильмах показывают - стоило им въехать в сливочный дом, тотчас у стеклянной входной двери (стеклянной, а не железной, господа хорошие) нарисовалась соседка с блюдечком печенья: разрешите познакомиться. Ах, какой прелестный малыш. Сколько нам? Вау!

Вся новехонькая улица с новехонькими домами набита была новехонькими семьями (у всех маленькие детки), и целая улица пришла к нашему счастливому семейству справлять новоселье. А на камине стояла первая фотография сынишки (еще отечественная, русская, послероддомовская); лежал на ней двухнедельный Андрюша по старой советской традиции в чем, собственно говоря, мать его и родила. Эдаким цыпленком табака. Глупые наши эвакуанты фотографию показывали новым друзьям, давясь сладкой сюсюкой. Не прошло после вечеринки и дня, как приехали социальные работники с полицией, Андрюшу увезли с собой в приемную семью, а наивной чете предъявили обвинение в производстве и демонстрации детской порнографии. Соседи настучали. Год отбивали ребята своего Андрюшу у американской фемиды, и сердца их были навсегда разбиты.

Обсуждаем мы этот странноватый случай на семинаре: «Ну, Берта, это же казус. Это же смешно, наконец. И потом, отбирать грудного ребенка у кормящей матери - к чему такая безжалостность?» «Жалость, - сказала Берта, - конструктивна только в том случае, если ты жалеешь потерпевшего. Потерпевший - ребенок. Родители сняли его обнаженным, не спросив у него позволения, чем грубо попрали его личную свободу и чувство собственного достоинства. А вторая потерпевшая сторона - общество, жестоко травмированное аморальным поступком ваших соотечественников. Вот общество, - говорила Берта, - я жалею. За его здоровье - готова бороться».

Они пожали бы друг другу руки - Берта и Борис Яковлевич. Они поняли бы друг друга.

III.

А есть ли нынче моральный кодекс строителя новой России (еслибыкризиснепомешал)? Что-нибудь общее для всех?

Я бы сказала, одновременно действуют три бытовых, невнятно сформулированных, но более или менее общепонятных моральных кодекса: «дурной тон», «западло» и «перед соседями стыдно».

«Перед соседями стыдно» - этический свод давно описанный и обдуманный. Он вовсе не только народный - с теми же соображениями «что хорошо и что плохо» живут и в Новокосино, и на Рублевке. Это моральный кодекс общественных кругов, ищущих и находящих цель и радость жизни в довольстве, процессе достижения довольства или мечтах о довольстве. Мягкий и уютный моральный кодекс строителя собственной дачи.