Морально безнравственные by Верóника Ланцет

Она еще ни разу не прикасалась ко мне так нежно.

Я замираю, наблюдая за тем, как она впервые проявляет такую заботу. Она по-прежнему не замечает моей внешности, ее пальцы двигаются по моему телу, пока она пытается поправить мою одежду.

Как и положено матери.

— С кем ты теперь спала? — спрашивает она, проводя глазами по моим ногам, где трава все еще отпечаталась на коленях. — Я сказала тебе сбавить тон. Мы не хотим, чтобы люди сомневались в отцовстве Луки, когда мы, наконец, избавимся от Энцо, — говорит она, ее голос слегка укоряет, но в основном полон заботливой снисходительности.

— Сегодня вечером я думала о своей сестре, — перевела я тему на неудобную тему, желая увидеть ее реакцию. Черты ее лица сразу же меняются, и ее прежняя любящая улыбка теперь полна злобы.

— Не надо! — ее тон резок. — Помни, у тебя никогда не было сестры, — продолжает она, и ее извращенные слова причиняют мне еще большую боль.

— Может быть, ей не нужно было умирать, — продолжаю я допытываться, желая, чтобы ее уродство вырвалось наружу.

— Киара! — восклицает она, делая шаг назад, ее выражение лица возмущено. — Что на тебя нашло? Она никогда не была членом семьи! Она была просто кем-то, кого мы могли использовать и выбросить. Пусть это уложится в твоей голове. Она была средством для достижения цели. — Она смеется. — Она, конечно, дала нам все это, — размахивает она рукой.

— Прости, мама, я сегодня немного задумчива. Мы однояйцевые близнецы... Я подумала, что это я могла быть изгоем, а она — твоим любимым ребенком.

Ее руки хватают меня за плечи, и ее взгляд встречается с моим. Я вижу решимость и непоколебимую убежденность.

— Не надо, дорогая. Она никогда не смогла бы занять твое место. Я знала с того момента, как вы обе появились на свет, что мое сердце может любить только одного ребенка. Вы были такими чудесными... — она вздыхает. — Ты сразу же прижалась ко мне, обняла меня и предложила свою безусловную любовь. Твоя сестра, — ее ноздри раздуваются, глаза сужаются, — помимо того, что она почти заставила меня истечь кровью, она еще имела наглость плакать, когда я пыталась прикоснуться к ней. Она ненавидела меня с самого начала. Нонна

предупреждала меня, что она приносит несчастье, и я начала понимать, насколько она плоха.

— Ты — все, о чем мог мечтать родитель, моя дорогая Киара, — она берет меня за руки, впервые в жизни обнимая меня по-родительски.

Я теряю дар речи, понимая, что то, чего я жаждала больше всего, было лишь иллюзией. Почему я жаждала ласки этой женщины? Я смотрю на нее сверху вниз, и мне почти стыдно, что я сделала бы все, чтобы получить ее одобрение - в том числе отдала бы себя в жертву Франце.

По крайней мере, теперь у меня будет чистая совесть.

— Спасибо, мама, — говорю я, давая ей минуту, чтобы впитать это взаимодействие, прежде чем лопнуть ее пузырь.

Она поворачивается к зеркалу, чтобы уложить волосы, и все это время говорит о какой-то модной чепухе. Двигаясь за ней, мои руки уже в перчатках, а в маленькой сумочке есть все необходимые инструменты, чтобы сделать это незабываемым.

Приложив руку к ее затылку, я просто оказываю достаточное давление, чтобы в одну секунду она сидела прямо и смотрела в зеркало, а в следующую ее лицо соприкоснулось с краем стойки.

Музыка звучит громко и разносится по всему дому. Но даже при этом звук удара кости о мрамор производит гулкий стук.

— Что… — заикается она.

— О, дорогая мама, но я забыла сказать тебе одну деталь. Я не Киара, — шепчу я ей в волосы и наблюдаю в зеркало за тем, как меняется выражение ее лица — самоуверенность переходит в страх.

— Ты не можешь... ты мертва, — повторяет она, ее глаза дикие.

— Я чувствую себя очень живой, — говорю я, пожимая плечами, и доказываю свою точку зрения, снова ударяя ее головой о мрамор.

— Как… как ты смогла... — ее голос уже сломлен и наполнен болью. Я знаю все слишком хорошо, потому что я тоже ударилась лицом о твердую поверхность. — Я твоя мать! — кричит она.

— Моя мать? — я фыркнула, сжав пальцы в ее волосах. — Титул матери дается не только по праву рождения, — усмехаюсь я, внутри меня бушует буря, — его нужно заслужить. Что ты сделала, чтобы я назвала тебя матерью? Продала меня? Убила меня?

Она хнычет, ее руки бешено двигаются по бокам, пытаясь ухватиться за меня.

Сменив тактику, я тащу ее к одной из кабинок, все еще держа ее за волосы. Ее лицо слегка кровоточит, но это только начало.

Заталкивая ее голову глубоко в унитаз, я наслаждаюсь звуками удушья, поднимая ее только для того, чтобы увидеть испуганное выражение на ее лице.