Морально безнравственные by Верóника Ланцет

Он относится ко мне лучше, чем кто-либо относился ко мне в моей жизни; лучше, чем я надеялась, что кто-то когда-нибудь будет относиться ко мне. Он постоянно рядом, чтобы выслушать меня и исполнить любое мое желание.

Но что насчет него? Кто делает это для него?

После возобновления наших отношений мы не говорили о верности, и я не хочу думать, что он уйдет к другой женщине, не после того, как так близко касался меня.

Учитывая, сколько времени он проводит со мной, я даже не представляю, когда он находит время искать кого-то еще.

Но он не позволяет мне прикасаться к нему...

Я тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли, слишком больно, чтобы даже думать о таком.

Энцо всегда прикасается ко мне и доставляет мне удовольствие, но когда я хочу сделать то же самое для него, он отказывает мне.

— Одного только вида того, как ты кончаешь с моим именем на губах, достаточно, чтобы я возбудился, маленькая тигрица, — шепчет он мне на ухо, прежде чем поцеловать меня и заставить забыть об этой теме.

А что, если он не думает, что я смогу это сделать?

Мои глаза расширяются от осознания... Что, если он не хочет, чтобы я прикасалась к нему, потому я что не знаю как. Может, он ищет удовольствия в объятиях кого-то более опытного? Той, кто знает его тело?

Я тяжело сглатываю, эта мысль физически мучительна.

Раньше я не хотела признаваться себе в этом, моя гордость была препятствием номер один, но я влюбилась в него — сильнее, чем могла себе представить. Он начал сеять семена с тех пор, как вылечил мое раненое колено. Он пробрался в мое сердце и остался там.

А теперь?

Теперь мне кажется, что я могу умереть, когда его нет рядом, когда он не прикасается ко мне и не шепчет нежные слова на ухо. Даже его ласковое прозвище «маленькая тигрица» стало мне нравиться.

Я влюбляюсь в Энцо Агости. И это меня пугает.

— Вот, — заходит он в комнату и передает мне попкорн, прежде чем устроиться на диване рядом со мной.

Мы провели весь день взаперти в кинозале, просматривая марафон фильмов. Он познакомил меня с культовой классикой, и мы наслаждались хорошими дискуссиями, которые закончились слишком поспешно, как только я прокомментировала внешность актера. Энцо быстро запретил мне когда-либо снова произносить имя другого мужчины.

— Еще раз так сделаешь, маленькая тигрица, и мне, возможно, придется сделать распоряжение. — Я рассмеялась, думая, что он просто шутит. Но серьезное выражение его лица говорило об обратном, и я сменила тему.

Его иррациональное чувство собственничества могло бы оттолкнуть меня в прошлом, но теперь я краснею от его заявлений о том, что я его. Ведь это, конечно, означает, что я ему небезразлична.

— Спасибо, — отвечаю я, кладя голову ему на плечо и переплетая своих пальцы с его. Он обернулся и мягко поцеловал меня в лоб.

Именно в такие моменты он заставляет мое сердце трепетать.

— Знаешь, — начала я, зарываясь в него и обхватывая его за талию, — при всей своей сварливости ты можешь быть очень милым. — Озорно улыбаясь, я поднимаю глаза, с любопытством наблюдая за его выражением.

— Правда? — он удивленно вскидывает бровь.

— Да, — добавляю я с большей уверенностью, и он улыбается.

— Только для тебя, маленькая тигрица. Ты даже не представляешь, какой я со всеми остальными.

— Какой? — спрашиваю я, не успев додумать мысль до конца. Я не хочу, чтобы он рассказывал мне, какой он с другими женщинами. Держа себя в руках, я жду его ответа.

— Ты единственная, кто может увидеть эту сторону меня, — отвечает он, а затем поправляет: — Единственная достойная.

Я хмурюсь от его слов.

Достойная.

Я собираюсь спросить, что он имеет в виду, но он продолжает.

— Остальные получают монстра, которого они создали. Разница лишь в том, что они никогда не видят, как это происходит.

Его загадочные слова заставляют меня задуматься, и я хочу расспросить его дальше, но как только начинается фильм, меня захватывает происходящее на экране.

Спустя некоторое время дверь в кинозал распахивается, и включается свет. Мы оба пытаемся встать, щурясь, чтобы привыкнуть к внезапному свету.

Лючия, вся в слезах, бежит к Энцо, обнимает его и плачет. Энцо замирает, его руки все еще прижаты к телу.

Я не понимаю, что происходит, а Лючия ничего не говорит, только причитает и оплакивает то, что она оплакивает.

Взгляд чистого ужаса пересекает лицо Энцо, когда она продолжает двигать руками по его телу, и я решаю, что хватит.

Схватив ее за руку, я оттаскиваю ее от него и занимаю свое место рядом с ним. Он вздыхает с облегчением, и его мышцы тут же расслабляются — что я могу понять, ведь Лючия не самый приятный человек.

— В чем дело, мама? — его голос звучит резко, когда он обращается к матери, и она быстро падает на пол, продолжая плакать.

— Твоя сестра... — начинает она, икая, — Ромина мертва.

Энцо застывает.

— Что значит, она мертва?

— Они нашли ее, — еще больше рыданий, — голой и избитой. Ее муж находится под арестом.