Морально безнравственные by Верóника Ланцет

— Я знаю это, — говорю я с язвительной улыбкой. — Аллегра не похожа ни на кого, кого я когда-либо встречал. Она... особенная.

Ее улыбка, ее тепло, то, как она заставляла меня с нетерпением ждать, когда я проснусь утром.

— Тогда почему бы тебе не рассказать ей, что случилось? Открыться ей? Я уверена, она отнесется с пониманием.

Я делаю глубокий вдох.

— Думаю, я разбил ей сердце, мама, и я не уверен, что она когда-нибудь простит меня.

— Энцо… — мама откинулась назад, ее губы сжались, и я, наконец, позволил всем своим переживаниям вылиться наружу.

— Мне нужно держать ее на расстоянии. Изнасилование Каталины... смерть Ромины... все это случилось с людьми, которых я поклялась защищать. Я не могу подвести и ее. — Я отворачиваюсь, боль грозит выплеснуться наружу.

— Господи, — перекрестилась мама, — скажи мне, что ты на самом деле не веришь, что это была твоя вина. Ты не мог ничего сделать, чтобы предотвратить эти ужасные вещи.

— Может быть, я мог бы…

— Энцо!

Внезапно встав, она садится напротив меня, поднимая мою челюсть, чтобы я мог посмотреть ей в глаза.

— После всего, что произошло, жизнь подарила тебе женщину, которая подходит тебе во всех отношениях. Зачем тебе отталкивать ее, если я вижу боль в твоих глазах, когда ты произносишь ее имя? Сынок, я поняла одну вещь за свою жизнь... Хорошие люди не появляются легко. А когда они появляются, ты держишься за них, несмотря ни на что. А теперь убирайся отсюда и иди извинись перед своей женой. Может быть, она простит тебя.

Она не оставляет места для споров, поворачивается ко мне спиной и садится у окна.

Я собираю свое испорченное пальто и выхожу, почти с ужасом ожидая возвращения домой.

Прошло столько времени с тех пор, как я так ясно помнил те дни моего детства.

Детство…

Я почти смеюсь над этим понятием. Я перестал быть ребенком, когда мама впервые прикоснулась ко мне неподобающим образом.

И все же, несмотря на все мое страстное увлечение мафией, несмотря на всех людей, которых я убил... она все еще живет.

Мне было тринадцать, когда я в первый раз попытался убить ее, но мне помешала моя младшая сестра, плакавшая о матери.

Во второй раз мне было четырнадцать. Я только что узнал, как легко нажать на курок и наблюдать, как чья-то душа покидает тело. И все же, держа пистолет у ее спящей фигуры, я не мог заставить себя сделать это.

Слабость!

Так слаб... И воспоминания продолжали мучить меня, а мысль о том, что все женщины хотят от меня только одного, прочно и бесповоротно засела в моем сознании.

С годами ее присутствие стало более терпимым, хотя ее прикосновения все еще были отталкивающими. Но я справлялся, потому что она все еще была матерью моих сестер.

А теперь...

Каталины больше нет. Ромина умерла. Августа далеко...

Меня ничто не держит.

 

 

Глава 15 

Аллегра

 

 

Я распахиваю глаза, когда слышу шаги по коридору. Это может означать только одно.

Энцо вернулся.

Три дня его не было... три дня, в которые я выплакала последние слезы — по тому, какой идиоткой была, и по тому, каким блестящим актером он оказался.

Больше не надо!

Встав с кровати, я открываю дверь и оказываюсь лицом к лицу с человеком, который мучил меня с самого первого дня.

Но я вижу совсем не то, что ожидала.

На нем та же белая рубашка и черные брюки, в которых он был в последний раз, когда я его видела. Его глаза расширяются, когда он замечает меня. Мой взгляд перемещается по его телу, и я замечаю тени на его лице, небольшую щетину на челюсти...

Он выглядит неважно.

Когда я делаю шаг к нему, мне становится почти жаль его.

Может, это горе так сказалось.

И только я говорю себе это, как чувствую запах тех же духов, что и в прошлый раз — женских.

Он снова был с той женщиной... Он трахал другую женщину.

Я даже не жду, пока боль уляжется в моей груди, когда протягиваю руку, и эхо пощечины раздается в коридоре. Его лицо поворачивается в сторону, но он не реагирует. Он просто скучающе смотрит на меня, все его выражение лица замкнуто.

— Это было в последний раз, — начинаю я, стараясь, чтобы мой голос оставался ровным. Я столько раз репетировала то, что хотела бы выкрикнуть ему в лицо, но, глядя на него сейчас, я теряю дар речи. — Я уже говорила тебе однажды, Энцо Агости, что я буду давать столько же, сколько получаю. Если ты еще раз вздумаешь задирать меня, то лучше смотри, где спишь.

Он не реагирует на мою угрозу, его плечи поднимаются в ленивом пожатии.

— Делай что хочешь, — говорит он и закрывает перед моим носом дверь в свою комнату.

Лишившись дара речи, я смотрю на закрытую дверь.

Что только что произошло?

Следующий день еще хуже. Воскресенье — единственный день недели, когда мы все должны спуститься к ужину — единственный день, когда присутствует сам Рокко.

Напряжение нарастает, когда я прохожу в столовую. Рокко сидит за одним концом стола, а Лючия — по левую сторону от него. Энцо сидит на другом конце, а я, как и ожидалось, занимаю место рядом с ним.