Морально безнравственные by Верóника Ланцет

Все молчат, пока подают блюда, но я замечаю тихое самодовольство на лице Лючии.

Знает ли она?

Должна, иначе она бы так не злорадствовала. Она тоже в этом участвовала? Посмеяться над деревенщиной — завоевать ее доверие и выбросить, как мусор?

Кажется, между Энцо и Лючией происходит что-то странное, их глаза напряженно прикованы друг к другу. Это только еще больше подтверждает, что меня, возможно, разыграли — все.

Я не буду плакать... больше не буду.

— Отец, — обращаюсь я к Рокко, как он меня просил. Он прекращает есть, откладывает свою посуду и обращает свое внимание на меня. Он поднимает бровь, и я делаю глубокий вдох, мой план готов. — Думаю, прошло уже достаточно времени с момента моего брака с Энцо, и нам больше не нужно притворяться любезными. Я бы хотела переехать в свое собственное жилье. — Я смотрю ему прямо в глаза, не показывая слабости.

Его глаза расширяются, и он ударяет кулаком по столу, его миска с супом подпрыгивает и проливает жидкость на скатерть. Еще один звук справа от меня говорит о том, что Энцо сделал то же самое.

— Энцо, что это такое? Это какая-то шутка? — Рокко брызжет слюной, глядя между нами двумя.

— Нет, это… — начинаю я, желая прояснить свою позицию. Но рука хватает мою ногу из-под стола, сильно сжимая мою плоть.

— Конечно, это шутка, отец, — поправляет Энцо, улыбаясь для пущей убедительности. Я пытаюсь стряхнуть его руку, но его хватка сжимается до боли.

— Это не смешно, сын. Это граничит с оскорблением, что она даже предположила такое, — восклицает Рокко, явно разгневанный.

От меня не ускользает лицемерие, поскольку я прекрасно знаю, что, как и его сын, он проводит большую часть своего времени со шлюхами. Одно только напоминание о том, что Энцо разыгрывал меня как дурочку, пока сам спал неизвестно с кем, вызывает во мне почти бешеную злость. Поэтому в ответ на ласковые прикосновения Энцо я впиваюсь ногтями в его руку. Чем сильнее он сжимает мое бедро, тем сильнее я давлю, впиваясь ногтями в его кожу, мысль о том, что я могу пустить кровь, приносит мне небольшое удовлетворение.

— Не волнуйся, отец. Она не серьезно, — продолжает Энцо, скрипя зубами от боли, и мое желание сделать ему больно возрастает в десять раз.

Он знал, как бережно я отношусь к своему сердцу, и приложил все усилия, чтобы заполучить его, а потом растоптать. Смерть — величайшая милость для таких, как он.

— Энцо, — Рокко повернулся к сыну, выражение его лица было серьезным, — твоя жена не знает своего места. Ее нужно приучать к дисциплине, — он поворачивается ко мне, глядя прищуренными глазами. — Женщины должны знать, где они стоят и насколько им следует открывать рот.

— Дисциплина? Я не ребенок, — буркнула я, не понимая, как он вообще мог предположить такое. Пальцы Энцо болезненно сжались, но я уже давно забыла о боли.

— Заткнись, Аллегра, — говорит Энцо сквозь стиснутые зубы.

— Сынок, я думаю, тебе нужно показать своей жене, кто в доме мужчина, — Рокко продолжает, и Лючии становится все труднее скрывать свое счастье от такого поворота событий.

— Что ты... — я прервалась, когда почувствовал укол в бедро. Я поворачиваюсь к Энцо, но выражение его лица непреклонно.

— Она должна знать, что такое уважение. Если ты не можешь этого сделать, тогда…

— Я сделаю это, — Энцо отвечает немедленно, силой поднимая меня на ноги. — Не волнуйся, отец, она больше не побеспокоит тебя.

Рокко одобрительно хмыкает.

— Ей нужно учиться у твоей матери — видеть, но не слышать. Я думаю, что ей нужно что-то затолкать в ее рот, — уголки его рта приподнимаются, намек понятен.

Энцо тащит меня из столовой в свой кабинет, закрывая за собой дверь.

— Неужели ты настолько глупа, Аллегра, — спрашивает он, подходя ко мне уверенным шагом, — чтобы говорить об этом с моим отцом?

— Ну, это, — я указываю между нами, — явно не работает, так что мы могли бы пойти разными путями. — Сложив руки на груди, я занимаю оборонительную позицию, чтобы он не увидел мою маску.

— Разные пути, — насмехается он, насмешливо глядя на меня. Он подходит ближе, берет меня за руку и притягивает к себе. — Ты забыла одну маленькую деталь, жена. Пока смерть не разлучит нас. Либо я умру первым, либо ты, назад дороги нет. Ты будешь моей до конца своих дней, так что привыкай к этому.

Не обращая внимания на его слова, я отталкиваю его и направляюсь к двери.

— Куда, по-твоему, ты идешь? — его брови взлетают вверх, и он смотрит на меня с язвительным весельем.

— Очевидно, туда, где тебя нет, — я закатываю глаза.

Легче перейти в наступление, чем признать, что мое сердце все еще учащенно бьется, когда я рядом с ним.

— Думаю, есть одна нерешенная проблема, — небрежно комментирует он, засучивая рукава своей рубашки.

— Не мое дело, — пожимаю я плечами.

Я пытаюсь пройти мимо него, но он каким-то образом маневрирует так, что мы оба оказываемся на диване в центре комнаты. Я падаю на него сверху, лежа поперек его колен. Мое платье внезапно поднимается выше бедер, холодный воздух ударяет по коже и заставляет меня ерзать.