Морально испорченная by Верóника Ланцет

Я вздыхаю и открываю сообщение. Еще одна статья. Отлично. Интересно, кто умер теперь... покачав головой, я кладу телефон обратно. Я пытаюсь вернуться и продолжить чистить оружие, но любопытство убивает меня. В конце концов я сдаюсь и открываю ее. Когда я вижу заголовок статьи, мои глаза расширяются, и я роняю телефон.

Главный комиссар полиции Нью-Йорка Теодор Гастингс был найден мертвым в возрасте 34 лет.

Я моргаю один раз. Второй. Снова беру телефон и начинаю читать, ужас копится в моем животе.

Главный комиссар полиции Нью-Йорка Теодор Гастингс найден мертвым. Источники сообщают, что герой, положивший конец террору Хименеса, страдал от травмы головы, которая привела к осложнениям. Полиция Нью-Йорка и мэрия отказались комментировать этот вопрос.

Чем больше я читаю, тем больше мне кажется, что я схожу с ума. Этого не может быть.

Я пытаюсь набрать Влада, но он не отвечает.

Этого не может быть правдой.

Я гуглю Теодора Гастингса, и в нескольких других новостных источниках появляется та же информация.

Умер.

Осложнения травмы головы.

Это правда.

Я не могу это переварить...

Я сижу на полу своей квартиры, уставившись на стены, и кажется, что прошла целая вечность. Вспышки Адриана проникают в мое сознание. Сначала все происходит медленно, как трещина в плотине. Но постепенно меня затапливает до краев, и я ничего не могу с этим поделать, когда мои несуществующие эмоции выплескиваются наружу.

— Нет! — кричу я, швыряя телефон в стену. Я хватаю все, что находится ближе всего ко мне, и бросаю, разбивая вдребезги. Я повторяю это действие со всем, что попадается на моем пути, пока моя квартира не превращается в груду разбитых вещей, как и я.

Не в силах больше стоять там ни минуты, я хватаю пальто и направляюсь в клуб Андропова.

Я не могу с этим справиться. Это слишком много... чувств.



Как только я вхожу в клуб, я бегу к бару и заказываю целую бутылку водки. Бармен и глазом не моргнул, поставил передо мной бутылку вместе с рюмкой.

Я наливаю первую рюмку и выпиваю ее. Потом вторую. Потом третью. В какой-то момент я сбиваюсь со счета.

Один из приятелей Пахана, Николай, замечает меня и направляется ко мне.

— Артемида. — Его взгляд переходит на бутылку водки, и он хмурит брови. — Тяжелая ночь?

— Можно и так сказать. — У меня заплетается язык.

— Пойдем потанцуем. — Он тянет меня за руки и ведет на танцпол. Я не знаю, что я делаю, мои конечности просто двигаются. Я думала, что алкоголь поможет притупить боль. Не помогает.

— Прекрати это! — кричу я, прижимая руки к ушам. — Пожалуйста, пусть все прекратится.

Николай наклоняет голову и изучает меня, медленно выуживает бумажник, что-то из него доставая. Похоже на маленькие таблетки.

— Хочешь? — Я пытаюсь прищурить глаза, чтобы увидеть, что он мне показывает, но все расплывается.

— Что это?

— ЛСД³⁶.

— Это заглушит боль?

— Может. — Ему больше ничего не нужно говорить. Я выхватываю таблетку из его руки и кладу ее в рот.

Мы продолжаем танцевать еще немного, и я начинаю чувствовать себя неважно. Я больше не чувствую своих конечностей.

Мне нужно идти домой.

Не знаю, как я покидаю клуб, как иду до дома и как я вообще узнаю, где находится дом. У меня очень мало моментов осознания.

Я просто знаю, что в какой-то момент я вернулась домой. Я падаю на кровать и открываю глаза. Начинаю видеть голубое кружево, покрывающее стены. Оно настолько меня заинтриговало, что я начинаю прослеживать замысловатый узор от одного конца стены к другому. Мой палец рисует в воздухе форму, и я улыбаюсь от глупости того что делаю. Если бы только Адриан был жив.

Прослеживая кружевную нить, я внезапно останавливаюсь, почувствовав что-то мягкое на кончике пальца. Я хмурюсь. Я нажимаю один раз. Так мягко. Я нажимаю снова. И снова. Пока что-то не схватило мой палец.

— Би? — Галлюцинации начались, когда я поднимаю глаза и смотрю в лицо Адриана. Его прекрасное, ангельское лицо. Он, должно быть, сейчас с ангелами, да? Может, я общаюсь с ним на небесах? Мой рот открывается в восторге от такого осознания.

Адриан... ангел.

— Ты ангел, — говорю ему я и тянусь руками к его лицу, пытаясь почувствовать его в последний раз, даже если это происходит под воздействием психоделиков.

— У тебя есть крылья. — Я указываю на белый, почти нематериальный контур на его спине.

— Би? Что с тобой? — Его голос обеспокоен, он нахмуривает брови.

— Я разговариваю с ангелом, — продолжаю я.

Я прыгаю на него и прижимаю его к своей груди, бормоча:

— Мой ангел.

Это последнее, что я помню.



Я слегка потягиваюсь и громко стону. Что это за похмелье? Клянусь, мне никогда в жизни не было так плохо от алкоголя. Но тут я вдруг вспоминаю таблетки Николая.

Черт... И тут хлынули новые воспоминания. А вместе с ними и слезы.

Черт! Черт! Черт!

Я сжимают простыни на кровати, и пытаюсь сделать глубокий вдох. Когда мне это удается, я шмыгаю носом, чувствуя запах еды. Еды? В моей квартире нет никакой еды.