Морально нечестивый by Верóника Ланцет

Отец каждый раз заставлял меня сопровождать его в бордель. Я уже сбился со счета, сколько раз мы там были.

Он также познакомил меня со своим любимым занятием — оргиями.

Каждый раз, когда мы ходили в бордель, происходило событие, которое приводило к тому, что комната была полна людей, трахающихся, как кролики.

Я был там... и не был.

Постепенно это стало для меня таким же нормальным явлением, как убийство.

Это был я, и все же... это было не так.

Мое тело подчинялось, но мой разум отступал в безопасное место.

Я никогда не смогу вспомнить этих людей. Я как будто отключаюсь после каждого вечера.

И почему-то... я рад этому.

Может быть, это способ моего разума справиться с ситуацией. Я много читал о мозге и его функционировании... особенно о том, как он реагирует на травматические события.

Почему?

Потому что я боюсь. Вся моя жизнь была травмирующим событием. Сколько еще может выдержать человек? Сколько еще, пока я не сорвусь?

И я боюсь... Что если я просто... потеряю себя? Отступлю так глубоко в своем сознании, что уже никогда не вынырну. Да... Это пугает меня.

 

 

 

Я продолжал слышать крики весь день. Что странно, учитывая, что отца нет дома. Хотя я почти уверен, что мать, должно быть, снова сошла с ума.

Столько лет, а ей все хуже и хуже. Сейчас я даже не уверен, что ей что-то может помочь.

Чуть позже шести вечера крики возобновляются. На этот раз они не утихают. Поскольку я привык к матери, то знаю, что ее истерические припадки обычно длятся пару часов, пока у нее не заболит горло. Затем наступает перерыв между ними, когда она теряет голос.

Судя по тому, что она делает сейчас, я уверен, что в ближайшие дни она не сможет говорить.

Я стараюсь заниматься своими делами и не обращать внимания на проникающий шум, но, когда к нему присоединяется еще один голос, я хмурюсь. Это не мама. Что происходит?

Я неохотно спускаюсь вниз, чтобы проверить, что происходит. Находясь на верхней ступеньке лестницы, вижу, что мать лежит на одной из уборщиц, кричит и брыкается.

Подойдя ближе, я замечаю, что у матери в руках молоток и гвозди, и она пытается взять руку уборщицы и вбить в нее гвоздь.

— Мама! — кричу я, протягивая руку, чтобы схватить ее.

— Нет! Нечистый... ты... дьявол! — Она заикается, когда видит, что это я. Ее глаза дикие и расфокусированные.

— Мама, остановись, — повторяю я и оттаскиваю ее от уже истекающей кровью женщины. Мне приходиться освободить ее пальцы от молотка, чтобы она больше не могла никого ранить, но она застает меня врасплох, изо всех сил вонзая гвоздь мне в бедро.

— Черт! — бормочу я себе под нос, и мать, воспользовавшись этим, отпихивает меня назад и бежит вверх по лестнице в свою комнату.

Я делаю несколько успокаивающих вдохов и, даже не задумываясь, вытаскиваю гвоздь, вбитый в мое бедро.

Я наслаждаюсь болью, так как она придает мне сообразительность, необходимую для общения с матерью.

Я решительно шагаю к ее комнате, намереваясь забрать у неё все оружие. Мать может причинять себе боль сколько угодно, но она не должна издеваться над персоналом. Я дохожу до ее комнаты и пинком открываю дверь, надеясь, что это напугает ее.

Как же я ошибаюсь...

Мама смотрит на меня с ужасом в глазах. Она держит в руке нож, и когда я вхожу в комнату, она продолжает отступать к алтарю.

— Мама, отдай мне нож, — говорю я ей, мой голос твёрд.

— Нет... нет, — качает она головой. — Дьявол.... — Мать берет крест с алтаря и пихает его передо мной, вероятно, надеясь, что я буду страдать от каких-то побочных эффектов

святого креста.

— Мама, прекрати это. Я не дьявол, и ты это знаешь. Я твой сын.

Ее глаза на мгновение расширились, прежде чем она нахмурилась.

— Мой сын? — спрашивает она так, будто слышит это впервые.

— Да, а теперь, пожалуйста, брось нож, пока ты не поранилась. — Я делаю еще один шаг вперед, и она делает то же самое, ударяясь об алтарь.

— Нет... мой сын — дьявол... — Мать продолжает качать головой, ее глаза пустые, когда она смотрит на меня. И весь ее вид кричит о том, что эта женщина превратилась в оболочку человека.

Я пытаюсь протянуть руку, но она размахивает передо мной ножом, заставляя меня немного отступить.

— Давай бросим нож, хорошо? — я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос был спокойным. — Бог не хотел бы, чтобы ты причинила себе вред, верно? — Я меняю тактику, надеясь, что это как-то сделает ее более восприимчивой.

— Нет... Ты дьявол... Ты пытаешься искусить меня, не так ли? — хмыкает она, уродливый оскал меняет ее черты. — Да... Я знала, что ты придешь испытать мою веру. Но ты не победишь.

Она самодовольно ухмыляется и снова поднимает нож. Я думаю, что она собирается напасть на меня, поэтому инстинктивно делаю шаг назад.

Но это не так.

Она берет нож и приставляет его к одному уху. Мои глаза расширяются в понимании, но, возможно, на секунду слишком поздно. Я начинаю приближаться к ней в то самое время, когда она разрезает свою плоть и тащит нож от одного уха к другому, ухмыляясь, как идиотка, когда кровь стекает по ее одежде.

Мои ноги прикованы к полу, и я не могу сделать ни шагу.