Я в ужасе смотрю, как они отпирают замок от гроба, обе толкают верхнюю часть, пока та не поддается, и в гробу образуется отверстие.
В ужасе я мотаю головой, пытаясь освободить свои руки и ноги от их хватки.
Нет... нет!
Когда крышка наполовину отодвинута, Крессида скривила лицо в отвращении:
— Ха, этот запах... — затем ее лицо медленно превратилось в удовлетворенное. — Идеально для Ассизи.
Девушки начинают поднимать меня, пока я пытаюсь брыкаться, но ничего не получается.
Вскоре меня бросают в гроб, я приземляюсь спиной на что-то твердое, и в маленьком пространстве раздается хруст костей.
Я дрожу с головы до ног, но не смею пошевелиться, боясь того, что могу увидеть.
— Сладких снов, дорогая Сиси, — самодовольно смотрит на меня Крессида.
Они медленно закрывают крышку, и весь мир погружается во тьму.
Я замираю на месте, ожидая, пока они уйдут. После этого пытаюсь выбраться.
Но как только эта мысль приходит мне в голову, я слышу скрежет задвижки. Мои глаза расширяются в неверии.
— Это не реально. Это не реально, — шепчу я себе. Но когда я двигаюсь всего на пару сантиметров вправо и натыкаюсь на твердый предмет, это вдруг становится очень реальным.
— Успокойся. Мне нужно успокоиться, — говорю я вслух, надеясь, что шум поможет мне сосредоточиться на чем-то другом, кроме страха.
Я вдыхаю и выдыхаю, позволяя своей руке блуждать вокруг. Я едва видела, что было внутри, когда меня туда бросили, и, возможно, так даже лучше.
Запах такой же, как описала Крессида... гнилой. Он старый и затхлый, и есть что-то такое, что заставляет меня затаить дыхание от отвращения.
Я двигаюсь и чувствую какой-то материал, а также то, что представляю себе, как кость.
Человеческая кость!
Из всех вещей, которые они делали со мной на протяжении многих лет, эта самая экстремальная.
Паника овладевает мной, когда я представляю, что навсегда заперта в этом гробу.
Что, если они доведут свою выходку до крайности? Что если они думают, что никто не будет скучать по мне, и просто... забудут меня здесь?
Это был не первый случай, когда кто-то просто исчезал из Сакре-Кёр, и никто не обращал на это внимания. Была Делайла, которая пробыла здесь всего год, а также близнецы, Кэт и Крис, которые исчезли в одно и то же время. И никто больше не вспоминал о них. Как будто их вообще не существовало.
И скоро это коснется и меня.
Чем больше я думаю о своем мрачном будущем, тем больше понимаю, что не готова умереть. Ни сейчас, ни в ближайшее время.
Я еще даже не пожила.
Сжав руки в кулаки, прижимаю их к крышке гроба, бью, царапаю, стучу — все подряд, надеясь, что тяжелый предмет сдвинется с места.
Но он не сдвигается.
Я бью по нему ногами, используя всю силу, на которую способна.
Ничего.
Почему-то мысль о том, что я умру здесь, да еще в свой день рождения, заставляет меня бороться.
Пусть мне не за что бороться, но, по крайней мере, у меня есть я. И, может, никто больше меня не любит, зато я люблю себя.
И я хочу жить.
Я хочу продолжать жить, ведь, может, однажды мое желание исполнится.
Понимая, что не могу сдаться, я продолжаю бить по крышке, пока усталость не настигает меня, и я падаю, силы покинули мое тело, но моя решимость по-прежнему непоколебима.
Я смогу.
Криссида мучила меня годами, потому что могла. В этом она была права.
Я позволила ей это.
Сейчас, когда я лежу в этом темном замкнутом пространстве, мое сознание проясняется. За страхом и паникой, что я больше никогда не смогу увидеть солнечного света и умру рядом с грудой старых костей, пришло внезапное осознание.
Я позволила ей пройтись по мне.
Снова и снова она оскорбляла, била и наказывала меня. Просто потому, что могла.
А я? При всей моей невинности, я была добровольным участником. Потому что позволяла этому происходить.
Я позволяла им проклинать меня, бить до шрамов на коже и мучить до тех пор, пока кошмары не мешали мне спать по ночам.
Как я раньше этого не замечала?
Я была так занята тем, что жалела себя и плакала о своем жалком состоянии, что ни на минуту не остановилась, чтобы задуматься, почему я позволила этому случиться.
Я не думала, что заслуживаю большего.
Это, пожалуй, самое большее, в чем я готова признаться самой себе. Правда, открывающая меня изнутри и заставляющая взглянуть на собственное отражение.
Я была настолько поглощена попытками быть хорошей, пыталась оставаться незамеченной, угождая всем, что никогда не сопротивлялась.
И впервые я поклялась, что если выберусь живой, то изменюсь.
Возможно, я не смогу контролировать поведение других, но я могу сделать так, чтобы меня больше никогда не считали слабачкой.
Зачем быть хорошей, когда люди плохие?
Действительно, зачем.
Всю свою жизнь я пыталась показать людям, что я нечто большее, чем клеймо на моем лице. Что на самом деле я не проклята. Но никто никогда не пытался увидеть больше, чем мои физические недостатки.
Меня с самого начала заклеймили как дитя дьявола, поэтому я изо всех сил старалась показать всем, что я хорошая.
И ради чего?