Мы начали определять второй элемент морали. Он состоит в привязанности к социальной группе, в которую входит индивид. Теперь мы зададимся вопросом о том, существует ли иерархия между различными социальными группами, к которым мы принадлежим, служат ли они все в одинаковой степени целям морального поведения. Но прежде чем рассматривать этот специальный вопрос, важно было установить тот общий принцип, согласно которому сфера подлинно моральной жизни начинается только там, где начинается сфера коллективной жизни или, иными словами, мы являемся моральными существами только в той мере, в какой мы существа социальные.
Для того чтобы доказать это фундаментальное положение, я опирался на факт опыта, который каждый может проверить у себя самого, у другого или же еще посредством изучения исторических систем морали. Дело в том что никогда, ни в настоящее время, ни в прошлом, человечество не придавало моральной ценности действиям, не имеющим иного объекта, кроме личного интереса человека. Несомненно, моральное поведение всегда понималось как порождающее полезные следствия для какого-нибудь живого и сознательного существа, у которого оно увеличивает счастье или уменьшает страдания. Но не существовало такого общества, в котором бы допускалось, что существо, интересам которого оно служит, – сам действующий индивид. Эгоизм повсеместно относился к аморальным чувствам. Но эта вполне элементарная констатация имеет множество следствий. В самом деле, если индивидуальный интерес не обладает ценностью у меня, то очевидно, что он точно так же не будет обладать ею и у другого. Если моя индивидуальность не заслуживает того, чтобы служить целью морального поведения, то почему должно быть иначе с индивидуальностью мне подобных, которая нисколько не выше моей? Из этого следует, что если существует мораль, то она необходимо должна привязывать человека к целям, которые превосходят круг индивидуальных интересов. Установив это, оставалось лишь выяснить, что представляют собой эти сверхиндивидуальные интересы, и в чем они состоят.
А мы видели, и это вполне очевидно, что вне индивида существует только одно-единственное эмпирически наблюдаемое моральное существо, к которому может привязываться наша воля: это общество. Только общество может, таким образом, служить целью для моральной деятельности. Но для этого необходимо, чтобы оно выполняло ряд условий. Прежде всего для этого необходимо, чтобы оно не сводилось к существованию простого скопления индивидов, так как, если интерес каждого индивида, взятого отдельно, лишен всякого морального свойства, то сумма всех этих интересов, какими бы многочисленными они ни были, точно так же будет его лишено. Чтобы общество могло играть в морали роль, которую индивид играть не может, нужно, чтобы у него была собственная сущность, личность, существующая отдельно от личности его членов. Мы уже видели, что в действительности оно удовлетворяет этому условию. Точно так же как живая клетка есть нечто иное, чем простая сумма неживых молекул, из которых она образована, точно так же как сам организм есть нечто иное, чем сумма клеток, общество представляет собой психическое существо, которое обладает особым способом мыслить, чувствовать и действовать, отличающимся от того, который присущ составляющим его индивидам. Есть один факт, в частности, который делает особенно заметным этот специфический признак общества; это способ, которым коллективная личность сохраняется и продолжает свое существование, будучи идентичной самой себе, вопреки бесконечным изменениям, происходящим в огромной массе индивидуальных личностей. Подобно тому как физический и моральный облик индивида остается одним и тем же в своих основных чертах, хотя за очень короткий промежуток времени клетки, образующие всю субстанцию организма, полностью обновляются, так же и коллективная физиономия общества существует, будучи сходной с самой собой, за исключением вторичных различий, связанных с возрастом, несмотря на беспрерывное обновление поколений. Таким образом, при условии понимания общества как существа, отличного от индивида, мы получаем, наконец, нечто, что его превосходит, не испытывая необходимости выхода за пределы сферы опыта.