Но хотя эти три группы могут и должны совместно сосуществовать, хотя каждая из них формирует моральную цель, достойную того, чтобы к ней стремиться, тем не менее эти различные цели имеют различную ценность. Между ними существует иерархия. Совершенно очевидно, что семейно-домашние цели подчинены и должны быть подчинены целям национальным, уже только благодаря тому, что отечество – это социальная группа более высокого порядка. Поскольку семья ближе к индивиду, она образует цель менее безличную и, следовательно, менее высокую. Круг семейно-домашних интересов настолько узок, что он в значительной части смешивается с кругом интересов индивидуальных. Впрочем, в действительности, по мере того как общества прогрессируют и централизуются, общая жизнь общества, та, которая свойственна всем его членам и которая содержит в политической группе свой источник и свою цель, постоянно занимает все больше места в индивидуальных сознаниях, тогда как относительная и даже абсолютная часть семейной жизни постепенно уменьшается. Публичные дела всякого рода, политические, юридические, международные и т. п.; экономические, научные, художественные события, касающиеся всей нации в целом, – все это вытягивает индивида вовне из его семейно-домашней среды, с тем чтобы привлечь его внимание к другим объектам. Даже собственно семейная деятельность несколько уменьшилась, поскольку ребенок часто покидает домашний очаг в очень раннем возрасте, для того чтобы получить вовне образование, поскольку он от него отдаляется, во всяком случае, с того дня, как он становится взрослым и, в свою очередь, лишь незначительное время удерживает вокруг себя создаваемую им семью. Центр тяжести моральной жизни, который когда-то был сосредоточен в семье, все больше и больше смещается. Семья становится вторичным органом государства.
Но если в этом вопросе нет особых расхождений, то вопрос о том, должно ли человечество подчиняться государству, а космополитизм национализму, наоборот, – один из тех, что сегодня вызывает больше всего разногласий. И в действительности он наиболее важен, поскольку в зависимости от того, за одной или за другой группой будет признано главенство, полюс моральной деятельности будет различным, и моральное воспитание будет пониматься почти противоположным образом.
Серьезность дискуссиям придает сила аргументов, которыми обмениваются та и другая стороны. С одной стороны, подчеркивается, что самые абстрактные и безличные моральные цели, те, которые сильнее всего оторваны от условий времени и места, так же как и от расовых условий, – это и те цели, которые все более возвышаются до уровня первостепенных. Поверх малых племен былых времен образовались нации; затем сами нации смешались и вошли в более обширные социальные организмы. В результате моральные цели обществ становились все более общими. Они постоянно отделяются от этнических и географических особенностей, именно потому, что каждое общество, ставшее более объемистым, охватывает более значительное разнообразие теллурических или климатических условий, и все эти различные влияния взаимно друг друга уничтожают. Национальный идеал первых греков или римлян был еще узко специфическим и тесно привязан к тем малым обществам, каковыми были гражданские общины Греции и Рима; в известном смысле он был общинно-муниципальным. Тот же идеал феодальных объединений в Средние века обладал уже большей степенью всеобщности, которая росла и усиливалась по мере того как европейские общества становились более обширными и плотными. Нет смысла устанавливать для столь прогрессивного и безостановочного движения границы, которое оно не могло бы преодолеть. Но человеческие цели еще более высоки, чем самые возвышенные национальные цели. Разве не за ними, следовательно, необходимо признать верховенство?