Моральное животное

Это последнее утверждение, конечно, неверно. Теперь мы знаем, что привычки передаются от родителя к ребенку путем наставления или примера, но не через гены. В самом деле, никакой жизненный опыт (кроме, разве что, радиационного облучения) не влияет на гены, переданные потомкам. Сама красота дарвиновской теории естественного отбора в ее строгой форме заключалась в том, что она не содержала условия наследования приобретенных признаков, как это делали предшествующие эволюционные теории, такие как теория Жана Батиста Ламарка. Дарвин понимал эту красоту и большей частью делал акцент на чистой версии своей теории. Но он, особенно становясь старше, с готовностью привлекал и более сомнительные механизмы для решения особо жгучих вопросов, таких как происхождение нравственных чувств.

В 1966 году Джордж Вильямс (George Williams) предложил, как сделать дарвиновские размышления об эволюционной ценности взаимопомощи более пригодными — убрать из них не только это последнее утверждение, но также и весь кусок о «рассудке», «интуиции» и «познании». В своей книге "Адаптация и естественный отбор" (Adaptation and Natural Selection) Вильямс, припоминая Дарвину ссылку на "низкий мотив" совершать одолжения в надежде на ответные, пишет: "Я не вижу никакой причины, почему здесь должен быть привлечен сознательный мотив. Чтобы помощь, оказанная другим, время от времени вознаграждалась, необходимо, чтобы этому благоприятствовал естественный отбор. Нет никакой необходимости, чтобы оказывающий или получающий ее осознавал это". Он продолжает: "Попросту говоря, человек, преумножающий свои дружеские отношения и сводящий к минимуму антагонистические, получит эволюционное преимущество, и отбор будет благоприятствовать таким личностям, которые преуспевают в оптимизации личных отношений".

Основная идея Вильямса (которую Дарвин, несомненно, понимал и подчеркивал в других контекстах) — та, с которой мы сталкивались раньше. Животные, включая людей, часто исполняют требования эволюционной логики, не прибегая при этом к сознательному расчету, а лишь следуя своим чувствам, которые и предназначены на роль "исполнителей логики". В этом случае, полагает Вильямс, чувства должны включать в себя сочувствие и благодарность. Благодарность может побуждать людей оплачивать одолжения, не особенно размышляя над тем, что они, собственно, делают. И если сочувствие ощущается более сильно по отношению к некоторым категориям людей, например, к тем, кому мы благодарны, — это может привести нас (и вновь со слабым осознанием самого факта) к тому, чтобы платить за доброту.

Краткие рассуждения Вильямса были развиты в полновесную теорию Робертом Триверсом (Robert Trivers). В 1971 году, ровно через сто лет после того, как указание Дарвина на реципрокный (взаимный) альтруизм появилось в "Происхождении человека", Триверс опубликовал в "Квартальном обзоре биологии" (The Quarterly Review of Biology) статью, озаглавленную "Эволюция реципрокного альтруизма" (The Evolution of Reciprocal Altruism). В резюме статьи он написал, что "дружбу, неприязнь, нравоучительную агрессию, благодарность, сочувствие, доверие, подозрительность, ощущение надежности, разные стороны вины и некоторые формы нечестности и лицемерия можно считать важными адаптациями, направленными на регулирование системы альтруистических отношений". Сегодня, более чем через двадцать лет после этого весьма смелого заявления, имеется разнообразный и все растущий массив свидетельств в его поддержку.

Теория игр и реципрокный альтруизм

Если бы случилось осуждать Дарвина за то, что он не создал и не развил теорию реципрокного альтруизма, то одним из доводов в его защиту был бы тот факт, что он — выходец из интеллектуально «неразвитой» культуры. В викторианской Англии не было еще двух инструментов, вместе образующих уникальное по своим возможностям аналитическое средство познания — теории игр и компьютера.

Теория игр была разработана в 1920-30-х годах, как средство изучения принятия решений. Она стала популярной в экономике и других социальных науках, но страдает от репутации несколько слишком, как бы сказать, умненькой. Теоретики игр ловко умудряются сделать изучение человеческого поведения четким и ясным, но платят высокую цену с точки зрения реализма. Они порой полагают, что все, к чему люди стремятся в жизни, может быть в аккурат сведено к единой психологической валюте — к удовольствию, счастью или «полезности», и что цели эти, полагают они далее, преследуются с непоколебимой рациональностью. Любой эволюционный психолог может сказать вам, что эти допущения ложны. Люди — не вычислительные машины, они — животные, находящиеся под властью отчасти и сознательных мотивов, но также и других разнообразных сил. И долгое счастье, каким бы привлекательным оно им не казалось, это, на самом деле, совсем не то, что им предназначено копить и приумножать.