Моральное животное

Нет никаких оснований полагать, что Дарвин сознательно организовал «устранение» Уоллеса. Вспомним хотя бы импульсивное назначение Лайеля «лорд-канцлером». Обращаться к друзьям за помощью в минуту паники – вполне обычная человеческая реакция, при этом, естественно, никто из нас не думает: «Позову-ка я друга, а не кого-нибудь со стороны, – он наверняка разделит мое предвзятое мнение». То же самое касается позы нравственного страдания Дарвина: ему поверили, потому что он не знал, что это была поза, вернее, потому что это не было позой, он и в самом деле чувствовал душевную боль.

Случай с Уоллесом – не единственный эпизод, причинявший Дарвину страдания. Муки совести преследовали его постоянно. Согласно меткому наблюдению Джона Боулби, он «презирал себя за тщеславие»: «На протяжении всей жизни жажда славы и внимания сопровождалась у него чувством глубокого стыда, которым он прикрывал непозволительные стремления»[621]. Это были настоящие душевные муки. Видя их, Гукер и Лайель поверили в то, что Дарвин способен отказаться от славы, и убедили в этом весь мир. Накопление морального капитала далось Дарвину нелегко, но и дивиденды оказались немаленькими. Это вовсе не означает, что жизнь Дарвина являла собой идеальный пример адаптивного поведения, нацеленного на максимальное генетическое размножение, и что все его усилия и страдания оправдывались этой целью. Учитывая пропасть между викторианской Англией и условиями, в которых преимущественно протекала наша эволюция, ожидать такое функциональное совершенство было бы, по крайней мере, опрометчиво. Нравственные чувства Дарвина были гораздо острее, чем диктовал личный интерес. И я считаю, что если рассматривать их через призму эволюционной психологии, то многие странности и неувязки в характере Дарвина станут вполне объяснимыми, а его профессиональные усилия обретут логическую стройность, перестанут казаться беспорядочными метаниями из-за неуверенности в себе и излишней почтительности к авторитетам и предстанут в истинном свете – как упорное, неуклонное восхождение на вершину, ловко прикрытое страданиями и смирением. Муки совести помогли Дарвину обрести крепкую репутацию; почтение к успешным людям – обзавестись полезными знакомствами и подняться по социальной лестнице; мучительная неуверенность в себе – защититься от нападений; искренняя симпатия к друзьям – создать крепкую коалицию. Воистину животное!

Часть четвертая Мораль сей басни…

Глава 15 Цинизм дарвинизма (и фрейдизма)

Наличие в мозге потока мыслей, чувств и ощущений, отделенного от обыденного душевного состояния, вполне вероятно – по аналогии с привычками, называемыми второй натурой, когда человек действует неосознанно в отличие от более энергичных проявлений личности.

Из записных книжек Дарвина (1838)[622]

Согласитесь, пока нарисованная нами картина человеческой природы получается не слишком лестной: мы тратим жизнь на погоню за высоким статусом и сидим на игле общественного мнения, причем вполне буквально – изо всех сих пытаемся произвести впечатление на окружающих, чтобы получить дозу нейротрансмиттеров. Многие при этом умудряются утверждать, что являются самодостаточными, имеют моральный компас и ни при каких условиях не поступятся своими принципами. Но вообще-то людей, совершенно безразличных к общественному мнению, называют социопатами. А их полную противоположность, людей, стремящихся любыми силами завоевать всеобщее обожание, обзывают «самохвалами» и «честолюбцами». Откровенно говоря, мы все, в той или иной мере, попадаем под эти нелестные определения, просто те, к кому они привязались, либо настолько удачливы, что вызывают всеобщую зависть, либо настолько бесстыдны, что это бросается в глаза, либо и то и другое сразу.

Наши щедрость и любовь всегда четко обусловлены: они направлены либо на родственников, имеющих схожие гены, либо на представителей противоположного пола, которые необходимы нам для передачи генов следующему поколению, либо на тех особей, от которых мы можем ожидать ответной услуги, и в том числе пристрастного отношения к нашим врагам (недостатки друга принято замалчивать, а недостатки врага – преувеличивать). Не будь симпатии, не было бы и враждебности. Мы укрепляем связи, чтобы углубить раскол[623].