Не стану отрицать: весьма спорная теория, но в ее пользу есть несколько косвенных доказательств. Так, во всех культурах мира бездетные браки распадаются чаще[227]
(правда, бесплодие редко фигурирует в качестве основной причины разрыва, однако это не противоречит теории, ведь, согласно ей, происходит подсознательное охлаждение к партнеру). Многие пары могут подтвердить, что прибавление в семействе укрепило их брак. Супружеская любовь частично переходит к ребенку и, преломляясь, распространяется на всю семью, включая партнера. Если этого не происходит, любовь, согласуясь с высшим замыслом, постепенно исчезает.Дарвин опасался, что противозачаточные средства «распространятся среди незамужних женщин и уничтожат целомудрие, на котором зиждутся семейные узы, и их ослабление станет величайшей бедой человечества»[228]
. Увы, его предположение оказалось верным, хотя он и не знал тогда обо всех возможных эволюционных причинах этого. Не подозревал он и о глубоко укорененном комплексе «мадонны – блудницы», и о существовании механизма «изгнания партнера». Да что уж там, и по сей день мы еще не до конца разобрались в этих вещах. Обнаруженная корреляция между распространением секса и сожительства до брака и уровнем разводов наводит на размышления, но однозначных выводов делать не дает[229]. Однако отмахнуться от опасений Дарвина, как от брюзжания стареющего викторианца, уже не получится.Надо сказать, что контрацепция – не единственная технология, повлиявшая на структуру семейной жизни. Женщины, кормящие грудью, часто отмечают ослабление полового влечения, и у этого есть достоверное эволюционное объяснение – в период лактации они обычно не способны к зачатию. Видимо, по той же причине их мужья теряют к ним сексуальный интерес. В таком случае можно предположить, что распространение искусственного вскармливания сделало женщин более похотливыми и сексуально привлекательными. Хорошо ли это для брака, трудно сказать (а вдруг жену потянет не к мужу, а «налево»). Как тут снова не вспомнить доктора Эктона с его безапелляционными сентенциями: «Лучшие матери, жены и домашние хозяйки почти ничего и не знают о сексуальных утехах. Любовь к дому, детям и хозяйству – вот их единственная страсть». Спорить не стану: в Викторианскую эпоху, когда большую часть детородного возраста женщины либо вынашивали, либо выкармливали младенцев, их либидо и правда обычно подавлялось[230]
.Наличие детей хоть и скрепляет брак, но не защищает супругов от конфликта интересов. Дети растут, становятся взрослее и самостоятельнее, жена стареет, теряет привлекательность, и эволюционные механизмы, удерживающие мужчину в семье, заметно ослабевают. Урожай собран, поле истощилось – пора искать новое[231]
. И чем выше шансы мужчины на успех, тем сильнее это стремление – его подпитывают заинтересованные женские взгляды.В открытую говорить об этом было не принято
Эмме же тем временем советовали не прощать чужие недостатки, а прятать свои, особенно те, которые были связаны с возрастом и внешностью. Ее тетя (возможно, памятуя о равнодушии племянницы к нарядам) писала: «Лучше заплатить чуть дороже, но одеться элегантно и со вкусом; не пренебрегай маленькими хитростями, позволяющими выглядеть более приятно, пусть даже твой Чарлз, как ты говоришь, не обращает внимания на такие мелочи. Все мужчины обращают… даже мой полуслепой муж»[233]
.С последствиями мужской нетерпимости к недостаткам жен все предельно ясно (охлаждение, измены, разрыв), чего совсем не скажешь о ее причинах, которые обычно остаются скрытыми от обеих сторон. Мужчина, охладевший к супруге, не говорит себе: «Мой репродуктивный потенциал будет реализован лучше, если расторгнуть брак. Мне это выгодно, поэтому так я и сделаю». Кому приятно ощущать себя бессердечным эгоистом? Еще чего доброго придется передумать? Гораздо удобнее медленно «растерять» все те чувства, которые когда-то заставили вступить в брак.