Морана

Завалившись на указанную ей койку прямо поверх казенного одеяла (почти один в один с тем, которым укрывалась в детдоме), девушка обмякла и слово бы задремала, минут десять проведя в странной недвижимости. Разве что иногда легонько подергивались ухоженные пальчики, словно бы перебирая невидимые нити — да несколько раз шевельнулись губы, беззвучно что-то выговаривая…Отдохнув таким образом, беляночка плавно перетекла в сидячее положение, поправила «припаркованный» возле изголовья чемодан и вытряхнула из ранца все его содержимое. Внимательно осмотрела кучку вещей, перед тем как раскладывать на отдельные стопки и кучки, сдвинула в сторонку тоненькое нательное белье — и тихо засмеялась при виде двух кондовых лифчиков и пары явно мужских «семейных» трусов довольно-таки брутального вида, пошитых из некогда белого, а теперь скорее бледно-желтого плотного сатина. Фыркнула при обнаружении на рубчатой глади вафельного полотенца чернильного штампа с шифром медсанбата, и заинтересованно выгнула левую бровку при виде стандартного «несессера армейского». В укладке которого, помимо таких сверхнеобходимых ей вещей как безопасная бритва с тройкой запасных лезвий и кисточки-помазка, нашлась увесистая банка мятного зубного порошка с щеткой, и складная расческа. Но настоящим сюрпризом стала подлинная жемчужина армейской гигиены — дегтярное мыло для ног! Ядреный запах которого сам по себе был смертелен для бактерий, а водный раствор наверняка убивал не только болезнетворные грибки, но и вообще любую жизнь…

— Ф-фу!

Сморщившись от густого амбрэ, Саша вернула термоядерное средство портяночной гигиены обратно в бакелитовую мыльницу, и гораздо благосклоннее освидетельствовала солидный брусок обычного хозяйственного мыла. Открыла плоскую коробочку все из того же коричневого бакелита и погляделась в приклеенное изнутри к крышке квадратное зеркальце; взвесила на ладони щипчики для ногтей, провела кончиками пальцев по двум деревянным пластинкам с плотно намотанными на них белыми и черными нитками… Укладывая все это богатство обратно в несессер, которому до звания командирского не хватало только отсутствующего одеколона после бритья (ну или дезодоранта), пробормотала не совсем понятное:

— Ну ведь могут же, когда захотят!..

Переложив часть вещевого довольствия в свой несуразно длинный прямоугольный чемодан с потертой биркой Брянского завода скобяных изделий, и свеженьким «клеймом» минского детского дома номер четыре, Александра занялась приведением себя в приличный армейский вид. У складского старшины глаз был наметан (и не раз набит и подбит, судя по форме его носа) так что подшивать и подгонять пришлось всего ничего: как раз к приближающемуся ужину она успела сменить легкую и удобную гражданскую одежду на практичную и носкую военфельдшерскую «спецовку» с двумя «кубарями» в петлицах. И, хм, с вызывающе-одиноким значком Минской школы снайперской подготовки на правой половине груди.

— М-да.

Согнав неизбежные на необмятом обмундировании складки за спину, и пару раз топнув на пробу поблескивающими даже в палаточном полусумраке сапогами хромовой кожи, практикантка едва заметно поморщилась. Ибо успела заметить, что, несмотря на строгий военный дресс-код, женский личный состав медсанбата внаглую и открыто нарушал Устав. Предпочитая носить на ногах не положенные всем сапоги — а легкие и куда как более комфортные по летней жаре сандалии и туфли. И юбки с беретами у всех были сплошь от парадно-выходной формы, темно-синие: более того, у одной армейской модницы Саша разглядела помаду на губах, золотые серьги и ушитую на бедрах и груди форменку. Воистину, даже известным своим цинизмом медикам ничто человеческое было не чуждо, и никакие большие маневры и очередные учения по обороне Минского УР-а не могли этого изменить! Жаль только, что практиканткам такие радости жизни были недоступны: по мнению командования, молоденькая медичка была обязана стойко превозмогать любые неудобства и всячески проникаться медсанбатовским духом.

— Тащ военфельдшер?!

За неимением двери и вообще надежных стенок, вернувшийся за подопечной пожилой сержант из хозвзвода просто шумно откашлялся и осторожно потыкал пальцами в брезентовый полог, заставив тот заколыхаться.

— Да?

— На ужин пора.