— Вообще, с тобой удивительно легко говорить: в кои-то веки не надо думать над каждым словом — да и слушаешь просто замечательно… Наверное, это у тебя служебное?
Уронив безвольную конечность на колени ее владельца, блондиночка отошла и тряхнула ставшей вполовину короче, но все еще тяжелой молочно-белой гривой.
— Ну что, давай прощаться, Захар Валерьевич?
— Пш нх-с-су!!!
Через минуту, сидящие в приемной и томящиеся в тягостном ожидании Зося Брониславовна и Ида Марковна дернулись, услышав натуральный мужской рев:
— Я сказал: взяла перо и подписала! Сильно умная, пля?!?
Несколько минут были заполнены невнятным «бу-бу-бу», в котором узнавался капитанский голос, пока он опять не взревел раненым бегемотом:
— Молчать! Совсем страх потеряла!?! Я сказал, будешь сотрудничать, пля! Или я тебя в порошок сотру!!!
Воспитательница Шаркман уже сто раз пожалела, что решила остаться в приемной: она бы и сейчас с удовольствием исчезла, так ведь… Не отпускали? Что касается временно исполняющей должность директора, то товарищ Радецкая сидела не просто бледной, а в серую прозелень — и все чаще ее рука дергалась к телефонному аппарату. Знала бы кому и куда пожаловаться на буйного сотрудника НКВД, давно бы уже позвонила! Точку в мучительных колебаниях поставил бухающий треск, в котором обе женщины не сразу опознали выстрелы из пистолета: однако начиная с третьего по счету, пули стали дырявить филенки директорской двери, и это было… Это было страшно. Меж тем в кабинете что-то с грохотом и хряском упало, охнув и сдавленно выматерившись мужских голосом; треснул еще один выстрел, и наконец все затихло. Несколько минут, растянувшихся для оцепеневших-сжавшихся женщин чуть ли не в вечность, и из лохматящейся свежими дырками и щепой двери вышла взъерошенная Александра, в правой руке которой был зажат ствол «Тульского Токарева». Брякнув оружием о столешницу, девушка сняла трубку телефона и немного помедлив, набрала какой-то номер.
— Алло? Приемную товарища Цанавы, пожалуйста. Да. Морозова Александра Владимировна, студентка Медтеха. По важному вопросу, касающемуся государственной безопасности.
После небольшой паузы разговор продолжился с уже вторым по счету неведомым женщинам абонентом:
— Игнат Григорьевич? Да, я. Нет, не знала, что вы сегодня дежурите в приемной, просто наобум позвонила… Почему же не хожу, очень даже — просто мы с вами в разное время занимаемся. Да? Гм, ну хорошо, в следующую пятницу обязательно… Нет, не по этому: тут ко мне в детдом ваш сотрудник заявился, и вел себя не очень адекватно… Капитан госбезопасности Зимянин. Почему же, до сих пор у нас. В чем выражается? Устроил стрельбу из пистолета, угрожал мне и заместителю директора детского дома, требовал подписать форму о сотрудничестве и неразглашении, порвал мне платье… Хорошо, жду.
Пока девушка общалась, «врио» пришла в себя достаточно для того, чтобы заглянуть в директорский кабинет: в угловом шкафу для документов, вмяв его дверцу внутрь собственной спиной, отдыхал бессознательный чекист со связанными бумажным шпагатом руками и ногами. На столе для посетителей лежали ножницы и кусок молочно-белой косы, всюду валялись бумаги и бланки нквдэшника — ну и отметины от недавней стрельбы, пережить которую телефонному аппарату директрисы не получилось. Как и портрету товарища Сталина, которому вогнали пулю прямо в нос.
— Саша, а что… Боже мой!!!
Разглядев левую половину девичьего лица, женщина онемела от вида шикарного синяка, разбитой губы и заплывающего глаза с кровавыми прожилками.
— Зося Брониславовна, скоро подъедут товарищи из наркомата за гражданином Зимяниным — вы их встретьте, пожалуйста.
— А? Да-да, конечно. Я… Боже, Саша, тебе надо срочно в больницу!
— И Шаркман объясните, что она ничего не видела, и не слышала.
Молодая педагогиня, которую родное педучилище к такому не готовило, в этот момент напоминала своим открытым ртом и вытаращенными глазами большую лягушку. Забрав со стола «ТТ», бедная сиротка вновь зашла в кабинет, воспитанно притворив за собой начавшую скрипеть дверь — и следующую четверть часа в приемной царила поистине могильная тишина. Нарушили которую вежливый стук и появление двух улыбчивых мужчин в форме все того же наркомата, что и на отдыхающем в шкафу госте.
— Здравствуйте, девушки, не подскажете нам, как… О? Костя, гляди-ка.
Второй из чекистов уже осторожно заглядывал вслед за товарищем в дверь, обнаружив за ней идиллическую картину: читавшую содержимое какой-то папки юную беловолосую девушку, и увязанного шпагатом коллегу. Выглядевшего, к слову, не ахти. На столе был разложен переживший неполную разборку пистолет с выщелкнутым магазином, офицерская сумка и кусок какого-то белого каната. Чуточку в сторонке была раскрытая коробочка с нарисованным на боку красным крестом, возле которой стоял стакан, на три четверти наполненый… Кровью?!?
— День добрый, Игнат Григорьевич. Вы не стесняйтесь, проходите.
— Н-да.