Мораторий на крови

…Перед полковником Папушей лежала общая тетрадь в зеленоватом коленкоровом переплете с пронумерованными страницами. Почерк у расстрелянного накануне Милославского был не ахти какой — нервный, бегущий, местами с плохо различимыми буквами. К тому же паста в шариковой ручке зэка шла неравномерно, а то и просто пропадала. Тогда он здесь же, на странице, пытался «расписать» ручку, черкал ею где попало, потом брался за карандаш, не без вдохновения, на кураже, расписывая совершенные им жуткие убийства.

Но прежде, не без романтического глянца, он описал собственную персону в выдуманном им абстрактном герое.

«Гонимый честолюбием, он рано покинул родные пенаты. Рано его парусник с белоснежными парусами начал бороздить океан жизни с его шквалами и штормами. Со временем росло мастерство рулевого, он достиг значительных высот в этом полном неожиданностей голубом просторе. Теперь познакомимся с нашим героем. Это молодой сильный мужчина отличного телосложения. Внушительный рост, внешность атлета, крепкие руки с длинными пальцами пианиста, прямой греческий нос, умные голубые глаза, смотрящие на окружающий мир из-под высокого лба. Одухотворенное лицо гения с честолюбивыми помыслами. И еще он очень, очень, очень нравился женщинам, в особенности юным девушкам…»

Начальник централа полистал тетрадь. Кое-где среди текста попадались весьма впечатляющие рисунки, иллюстрирующие написанное. В основном эротического содержания: девушки с распущенными волосами, обнаженными фигурами анфас и в профиль, все с пышной грудью — перед зеркалом, на яхте с парусом, в лесу, несколько половых актов в откровенных позах. На рисунке с мужчиной, подглядывающим сквозь дверное замочное отверстие за раздевающейся женщиной, подпись «Я», на другом, через страницу, мужчина с хлыстом, рядом тянущаяся к женской промежности волосатая рука.

«Тоже мне, Пушкин: и пишет, и хорошо рисует, — подумал Папуша. — А ведь не без таланта этот мазила. Надо бы сохранить рисуночки, отксерить — будет при случае, что показать корешам в бане».

Он вернулся к началу дневника Милославского, прочел несколько страниц его откровений.

«Все бы ничего, но с детства мои родители, вкалывавшие в научно-исследовательском институте фармакологии, видели меня в университете, полагая, что единственному сыну следует идти по их стопам. Они поощряли мои занятия биологией, ботаникой, зоологией. Я собирал гербарии, летом на даче прилежно гонялся за бабочками. Как-то отец принес мне с работы череп, несколько человеческих костей. Я их подолгу рассматривал, нашел описания костей в учебниках по анатомии. Однажды знакомый родителей, патанатом Андрей Валерьевич, взял меня в морг, где я наблюдал за вскрытием трупа. Мне это понравилось, я попросил разрешения туда ходить, и однажды под присмотром анатома даже самостоятельно вскрыл мертвеца, чем очень гордился. Мой отец, страстный охотник, время от времени приносил домой свою добычу. Я научился препарировать убитых птиц, изготовил несколько муляжей. Особенно мне удалась обработка головы лося с огромными ветвистыми рогами, которую в качестве вешалки определили в прихожую. Отдельных птиц, нашего умершего от старости кота Серого сам хоронил, для чего иногда ходил на кладбище. Там я чувствовал себя вполне уютно, с интересом наблюдал за процедурами похорон, рассматривал могилы покойников.

Еще родители приучали меня к спорту, отдали и в художественную школу. С семи лет я занимался плаванием, к двенадцати выполнил второй взрослый разряд. Мать и отец считали, что свободного времени у подростка быть не должно, тогда он будет развиваться в правильном направлении. Но природа брала свое. Рядом со мной плавали, тренировались красивые девчонки, многие были старше меня. Я вздрагивал, меня обжигали в воде даже их случайные прикосновения, тогда обычно увеличивал скорость, стараясь плыть быстрее.

Где-то лет с пятнадцати я начал подсматривать за девочками сквозь щелочки в деревянной перегородке мужской раздевалки. За этим занятием меня и застукала подрабатывающая уборщицей тренер Анни Лайзане, высокая, хорошо сложенная латышка. С ней в подвале бассейна, на видавшем виды истертом диване, я превратился в мужчину. Это было восхитительно, Лайзане стала моей первой учительницей по сексу. И с тех пор пошло-поехало…

С Анни мне было хорошо, ей со мной тоже. Мы встречались до двух-трех раз в неделю, тут же бросаясь друг другу в объятия. Поскольку в школе мы могли предаваться любви только после тренировок, я часто бывал у нее дома, вместе выезжали на природу. У тренерши была старая «Волга», доставшаяся ей от отца, это средство передвижения не раз, особенно в непогоду, служило нам постелью на колесах. Все бы ничего, но год спустя после нашего первого свидания за Анни стал ухаживать новый директор бассейна Сингаевский. Этот высокий и сильный мужчина, с наголо, по моде, обритой головой, в прошлом пловец, мастер спорта, переехал в Тригорск из Новосибирска.