Мораторий на крови

Все же дотошный Магомедов догадался заглянуть в местную школу, где на одном из стендов обнаружилась фотография, запечатлевшая Джавада среди выпускников 10-го класса. Парень сидел крайним справа в первом ряду вместе с учителями. Изображение оказалось довольно четким, что с поправкой на возраст (сейчас потенциальному террористу было около 26–28 лет) могло стать определенной вехой в его возможной идентификации.

Фотографию сняли со стенда, поместив в целлофановый пакет. Там же в отдельной упаковке находились изъятые в доме Фатимы несколько использованных одноразовых шприцев и курительный деревянный мундштук с заметными щербинками от чьих-то передних зубов.

— При наличии подозреваемого эти вещдоки, после исследований криминалистов и биологов, могут стать звеньями в идентификации конкретного лица, — коротко резюмировал результаты поездки Горский.

— Хоть что-то, но обнаружить удалось. Следовательно, нашу поездку можно считать в чем-то и успешной, — согласился Магомедов. — Кстати, Алексей Васильевич, я успел переговорить с одним надежным парнем. Он местный, строго засекречен и поработает в нужном направлении. Так что будем на связи. Не исключено, что от него могут поступить и другие важные данные по Джаваду.

Едва вертолет, сделав круг над Лачкау, набрал высоту и, миновав поросшие лесами горы, взял курс на Махачкалу, Горский задремал. Он знал, что сегодня ему предстоит срочно вылететь в Москву, но не ведал, что Лаврик уже летит через океан в Америку.

56

Воскресный день августа выдался в Израиле весьма жарким. Уже с утра на пляж городка Кирьят Бер устремились отдыхающие. Пока это были в основном пенсионеры да туристы, приехавшие к родным гости из разных стран, в основном республик бывшего Союза. Местная молодежь, как и везде в мире, еще спала, не желая покидать притягательное царство Морфея.

На небе ни облачка, чуть зеленоватая гладь озера Кинерет, сквозь которую виднелось ровное песчаное дно, казалась идеально спокойной. У прибрежного кафе с ностальгическим названием «Новый Гамбринус» остановился двухэтажный «Мерседес». Послышалась русская речь. Около пятидесяти туристов из Одессы разделились на две неравные группы: большинство устремилось на пляж к морю, часть приезжих направилась к кафе с маняще родным названием. Благо рядом со стеклянной вращающейся дверью находился впечатляющий рекламный щит с изображением респектабельного господина в белом фраке и с алой гвоздикой в петлице. Ниже его модных узконосых штиблет шла призывная надпись: «Соотечественникам из России, стран СНГ и, конечно, Одессы на все гарантированная 15 %-ная скидка! Дамам и господам, рожденным в Одессе, скидка до 20 % и бесплатный горячий шоколад».

В этот утренний час в кафе находилось немного посетителей. Два пожилых еврея пили кофе со сливками, рядом за столом трое мужчин с пивными кружками разговаривали на иврите. Вошедшие туристы расположились на свободной половине кафе, где за крайним у окна столиком одиноко сидел араб. Перед ним на сероватом мраморе стоял бокал с кока-колой, рядом лежали зажигалка и пачка «Мальборо».

Дина Блан, актриса Одесского театра музыкальной комедии, приехавшая в гости к сестре, чувствовала себя, как никогда, раскованной и свободной. Остались позади недавний развод с мужем, тяжелый театральный сезон с гастролями по Украине. Еще вчера она толкалась на Привозе, а сегодня ее ждут роскошный пляж, озеро Кинерет и вполне заслуженный отдых. Перекрасившись из брюнетки в сексапильную блондинку (grand mercy Иосифу Шмулевичу, парикмахеру салона на Дерибасовской), она оставалась женщиной, которая везде на виду, и не столь важно, что Дине пошел уже пятьдесят первый год …

Пока Дина наслаждалась горячим шоколадом со сливками, за столик к арабу подошел высокий, средних лет мужчина в легкой зеленой тенниске, шортах и с сотовым телефоном в руке. Приглядевшись, Дина узнала его. Да ведь это Давид Алаев, приехавший в Одессу из Баку, когда-то работавший в их театре электриком-осветителем!

— Давид, Давидик! — радостно воскликнула женщина, направляясь к столику у окна.

— Не имею чести, похоже, вы, мадам, обознались, — на иврите ответил вошедший.

Услышав незнакомый язык, Дина растерялась. Однако продолжила:

— Но… Разве ты не помнишь наш театр музкомедии, самый прикольный в Одессе? — Она присела на свободный стул. — Софиты и прожектора, которыми ты управлял, меня на репетициях, почти всегда в темных очках, прячущую глаза от яркого света? И, что скрывать, ты, Давид, даже пытался ухаживать за мной, не счесть сколько раз угощал кофе по-турецки из термоса, который постоянно носил с собой. Потом ты уехал в Америку, и вот я встречаю тебя в Израиле…

— Повторяю, мадам, вы меня с кем-то путаете, — вновь на иврите ответил мужчина. — Пойдем, Эльвар, — кивнул он сидящему рядом мужчине, выкладывая на столик несколько шекелей.

Проводив их взглядом, Дина вернулась к своему столику, машинально допила остывший шоколад.

— Что ж, раз этот жлоб Давид не желает признаваться, что он из Одессы-мамы, пусть катится в ж…у!