Мораторий на крови

Со слов психиатров и психологов, обследовавших Милославского, и их заключений Папуша знал, что по складу характера и интеллекта он отличается от других убийц, совершивших тяжкие преступления. Врачи отмечали его довольно высокое умственное развитие, достаточный словарный запас, умение поддерживать разговор со ссылками на науку, даже Фрейда, с уклоном в медицину и физиологию, фантазиями о тонкостях секса.

Безусловно, сказалось то, что родители Милославского были людьми с высшим образованием, а сам он окончил четыре курса биофака университета, хотя и был исключен из вуза за пропуски занятий и неуспеваемость. Все это повышало ценность его исповедальных записей, неординарность маньяка делала их поистине эксклюзивными.

Это малопонятное слово впервые Папуша услыхал от Левитина. Потом Нина расширила его кругозор, как-то в постели пояснив, что «эксклюзив» — слово замечательное и означает «редкий», «выдающийся». И в этом смысле добавила:

— Ты, Федя, не только эксклюзивный начальник, но и великолепный эксклюзивный мужик в моей жизни.

В итоге это слово так понравилось Федору Ильичу, что он стал употреблять его чаще обычного, вот и не далее как вчера он произнес его в разговоре с Левитиным. И, поскольку тот торопил с пересылкой материалов, весь вопрос состоял в том, каким путем дневники попадут в Москву. К тому же по просьбе Левитина он скопировал из уголовного дела акт судебно-психиатрической экспертизы Милославского, насчитывающий порядка пятнадцати страниц текста, что в определенной степени повышало сумму ожидаемого гонорара.

Обычно Папуша сам отвозил Левитину все написанное заключенными. Довольные друг другом, они радушно встречались, в застолье проводили вечер-другой, в общем, считали себя друзьями. Этому в немалой степени способствовали гонорары в рублях, а то и в валюте, которые щедрый писатель платил начальнику централа. Однако, учитывая события, связанные с мораторием, в Тригорске, приезд Лаврика и пристальное внимание журналистов к централу, он понимал, что уехать из города ему не удастся. Разве что по службе вызовет Москва…

Оставалась надежда на Нину, но даже ей на фоне последних событий он перестал доверять. Начальника централа беспокоило и то, что Лаврик неожиданно пропал. То появлялся по нескольку раз на день, но вот уже третьи сутки не звонит. Такая неизвестность тревожила больше всего.

Тут в голову Папуши и пришла созревшая накануне мысль: «Раз он сам не может уехать из Тригорска и приходится разбираться с событиями, словно холодный неуправляемый циклон, накатившими вслед за мораторием, то надо командировать в столицу Нинель. И кому довериться, как не ей — его любовнице, к тому же печатавшей и читавшей дневник Милославского?» В последнем разговоре по телефону он попросил Левитина отблагодарить ее: духи «Шанель», пара бутылок хорошего шампанского, что-то еще, чисто женское, на его вкус. Нинель — баба расчетливая, за эксклюзивом, как пчелка на нектар, полетит…

…Сидя в вагоне экспресса «Тригорск — Москва», Нина Бойко читала рукопись Милославского. До этого она просмотрела заключение психиатров, из которого следовало, что у него имелась извращенная сексуальная ориентация полового влечения к женщинам, связанная со значительной агрессивностью и применением грубой физической силы. Изнасилования стали основной формой его сексуальных потребностей, по типу, как в резюме написали психиатры, «наказания женщин, расплачивающихся за оскорбление его мужского достоинства». В итоге после серии убийств у него сформировался стереотип «сильного мужчины, могущего завоевать, победить и овладеть с помощью насилия любой женщиной».

Сразу за актом экспертизы Нина увидела лист бумаги с надписью большими печатными буквами: «ФРЕЙД!», после которой начинались записи в дневнике Милославского. Бойко вспомнила, что по просьбе маньяка ему передали несколько книг то ли немецкого, то ли австрийского ученого. Заинтересовавшись, она начала читать: