– Секретарь, начинайте протокол допроса. При обвиняемом не обнаружено колдовских средств.
Базилиус обмакнул перо в чернила, аккуратно стряхнул его и записал место, дату и заключение отца Бернарда.
Доминиканец снова взглянул на старика и произнес громовым голосом:
– Итак, мы начинаем с простого допроса. Как твое имя?
– Мартин Никхорн, господин, но я ничего…
– Перед лицом нашего суда и Господа ты обвиняешься в колдовстве и распространении болезни! – невозмутимо продолжал Бернард. – Ты признаешь свою вину?
– Но я не совершал ничего… – дрожащим голосом ответил старик.
– Да или нет? – резко оборвал его Бернард.
– Нет, господин.
Доминиканец выдержал краткую паузу, словно задумался над чем-то, а затем продолжил:
– Как же ты тогда объяснишь отметины у себя на спине? – спросил он сурово.
Старик растерянно огляделся.
– Вероятно, это дьявол отметил тебя в знак принадлежности к его последователям?
Никхорн в панике пытался заглянуть себе за спину, но ему это не удалось.
– Отвечай! – в ярости закричал Бернард.
Обвиняемый снова повернулся к доминиканцу и сделал глубокий вдох.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, господин. Вы, должно быть, с кем-то меня перепутали! Я порядочный горожанин и верный служитель Господа нашего Иисуса Христа. По какому праву вы выдвигаете против меня эти жуткие обвинения?
– По праву, переданному мне городским советом и благословленному Господом. Я повторяю вопрос: откуда у тебя на спине отметина дьявола?
Никхорн почувствовал, как по лбу у него стекает холодный пот, а горло словно перехватили удавкой. Он понял вдруг, что никому из них не выйти отсюда живыми.
LXXIV
Бочка скатилась по узкому желобу и с треском выбила ворота в винный погреб. Иоганн и Пруссак забежали внутрь, убедились, что никто за ними не проследил, и снова закрыли ворота.
Пруссак приподнял лампу. Погреб оказался пустым; тяжелые своды были покрыты влагой и местами поросли мхом. Ясно было, почему здесь перестали хранить вино.
– Хорошо, с этим справились, – проговорил Иоганн, переводя дух. – И как отсюда попасть в катакомбы?
Вместо ответа Пруссак двинулся в глубь подвала. Лист последовал за ним.
Они спустились по широкой лестнице еще на несколько уровней, но и здесь ничего не было. Лишь несколько старых бочек.
– Должно быть где-то здесь. – Пруссак резко остановился.
Дорогу им преградила кованая решетка. Прутья покрылись ржавчиной, но по-прежнему были очень крепкими. Пруссак тронул большой украшенный крест, вделанный в решетку и покрытый каплями воды.
– Проклятые святоши! – прорычал он и свирепо взглянул на Иоганна. – Для чего им перегораживать проход? Боятся, что мертвые восстанут и захотят мести?
Лист взял у него лампу и осмотрел штыри в стене. Без особого успеха дернул решетку, поковырял пальцем заполненные раствором щели.
– Сырость вредит не только вину… Можно взять рычаг и попробовать выломать штыри из стены.
– И где мы возьмем рычаг?
Они огляделись, увидели обручи на бочках. Подошли к ближайшей из них, разбили несколькими ударами и вернулись к решетке с двумя железными кольцами. Иоганн отставил лампу, а Пруссак тем временем вставил один из обручей в зазор между стеной и решеткой. Получился своеобразный рычаг.
Иоганн и Пруссак потянули что было сил, но решетка не шелохнулась. Они остановились перевести дух.
– Не выйдет, – просипел Пруссак.
– Попробуем еще раз. Попытаемся расшатать ее рывками.
Пруссак вытер пот со лба, и они вновь взялись за обруч.
– По моей команде, – сказал Иоганн. – Тянем!
Они рванули на себя обруч, отпустили, рванули еще раз.
– Поддается! – воскликнул Пруссак примерно на десятом рывке.
Понадобилось еще шесть рывков, и крепления наконец-то вырвало из стены. Друзья повалились на пол, и решетка с оглушительным скрежетом упала.
Иоганн потер ушибленный затылок.
– Вот так бы сразу…
Пруссак взял лампу, помог Листу подняться, и они углубились в катакомбы.
Отец Бернард оправил на себе черную рясу.
– Так ты отказываешься признать, что состоишь в сговоре с дьяволом и повинен в распространении эпидемии?
Мартин Никхорн посмотрел доминиканцу в глаза.
– Видит Бог, я не имею к этому ни малейшего отношения.
Он постарался придать голосу твердость в надежде оттянуть неизбежное или избежать уготованной участи.
Элизабет заглянула в яму. Арестованные жались друг к другу, словно могли исчезнуть, стоило им только захотеть как следует. Неужели кто-то всерьез мог поверить, что эти несчастные имели какое-то отношение к болезни?
– Что ж, – продолжал Бернард. – Пусть секретарь запишет, что обвиняемый Мартин Никхорн отказывается добровольно признать свою вину. Переходим к допросу с пристрастием.
Служитель взял корзину и вывалил инструменты на стол, после чего принялся раскладывать их в нужном порядке.
Никхорн, дрожа, широко раскрытыми глазами наблюдал за приготовлениями.