Morbus Dei. Зарождение

В сумерках по потолку гуляли тени, понемногу изменяясь с течением времени. Иоганн наблюдал за этими метаморфозами, и вдруг что-то его насторожило. Он посмотрел внимательнее: потолок был расписан странными символами. Хотя краски в них почти выцвели, нечто подобное он уже видел: знаки эти напоминали распятие над входом в сарай.

Потом рисунок стал вдруг расплываться, символы пришли в движение. Поначалу словно бы беспорядочный танец их подчинялся какому-то ритму. Рисунки закружились в безумном хороводе, стали сливаться, образуя единое целое. Из этого хоровода возник новый образ, огромный и зловещий: размытые тени и жуткая баранья голова в центре. Иоганна охватило тревожное предчувствие, сердце заколотилось, дыхание перехватило. Лист машинально зажмурился. Снова открыл глаза.

Узор выглядел как прежде. Ни образов, ни теней, лишь несколько выцветших рисунков.

Чувство безопасности, которое Иоганн испытал прежде, испарилось. Он с трудом поднялся, вынужденный при этом опираться на кровать. Когда голова перестала кружиться, подошел к сундуку и взял одежду. Это были его собственные штаны и рубашка, выстиранные и заштопанные.

Иоганн оделся без спешки и вышел из комнаты.

* * *

На верхнем этаже все двери были заперты. Лист стал спускаться по узкой лестнице. Стертые ступени скрипели под каждым его шагом. Внизу был просторный коридор: слева от лестницы находилась дверь, а над ней – широкая отдушина и покрытый копотью дымоход: по всей видимости, здесь в течение многих лет коптили мясо и колбасы.

Иоганн осторожно отворил дверь и вошел в комнату. Открытый очаг, соединенный с печью, еще дышал приятным теплом. Путник провел указательным пальцем по дымоходу над очагом. Судя по толстому слою сажи, в доме кто-то жил. Иоганн огляделся: скамейки, придвинутые к массивному столу, скрыты под грубыми накидками. Две курицы, спящие под скамьей у стены. Свет пробивался в узкие окошки и пыльную взвесь, лучами падал на распятие в углу. Внизу под распятием сложены несколько деревянных мисок и ложек, готовых к использованию. И пол, похоже, подметен совсем недавно.

На кухне, как во всем доме, царили простота и порядок. И… никого не было.

И все же Иоганн чувствовал, что в комнате есть кто-то еще.

У очага он заметил вдруг какую-то тень. Та двинулась к нему, пересекла полосу света, падавшую в окно. Густая бурая шерсть, раскрытая пасть, крепкие зубы – овчарка.

Пес остановился в полуметре перед ним и утробно зарычал. Он выглядел ухоженным, шкура лоснилась, но в его размерах и поведении ощущалась угроза.

Иоганн медленно опустился на колени. Пес пригнул уши и залаял.

Лист склонил голову и некоторое время сидел неподвижно. Затем протянул руку.

Пес замолчал и понюхал протянутую руку. Почувствовал, что человек перед ним не представлял угрозы, и облизнул Иоганну ладонь. Тот поднял голову и почесал четвероногого за ухом. Пес показал зубы, словно бы ухмыльнулся. Потом развернулся и неторопливо отошел к очагу, где вновь занял свой пост у теплой печи. «Собачья жизнь», – с завистью подумал Лист.

В тарелке на краю очага лежал кусок хлеба. Только теперь путник осознал, до чего он голоден. В последние дни, если не недели, его кормили преимущественно бульоном, и ему хотелось твердой пищи. Иоганн без колебаний взял с тарелки хлеб и впился в него зубами, наслаждаясь вкусом пряностей и дымной, хрустящей коркой.

Казалось, ничего вкуснее он не ел.

Обитатели дома, конечно, перенесут эту потерю. Так или иначе вряд ли им, как ему, была ведома ценность такого жалкого куска.

Обитатели дома…

Обрывки воспоминаний пока не желали складываться в цельное полотно: старик, спор, юная девушка, искаженное страхом лицо, запах табака, рука на его разгоряченном лбу…

Жалобное поскуливание прервало его размышления. Пес выглянул из-за очага и облизнулся. Иоганн не смог сдержать усмешки. Он откусил от хлеба еще немного и протянул остатки псу. Тот подхватил кусок и разом проглотил. Лист потрепал его по голове, после чего вышел из комнаты и притворил за собой дверь.

Ему хотелось разыскать хозяев. Невозможно, чтобы они были плохими людьми. Они выходили его, содержали дом в порядке и, судя по всему, хорошо обходились со своим сторожевым псом, если можно было так назвать дружелюбного зверя на кухне…

Иоганн пересек темный чулан и открыл наружную дверь. Его сразу обдало морозным воздухом, и усталость, еще остававшуюся в теле, как рукой сняло. Понадобилось какое-то время, чтобы глаза привыкли к сверкающей белизне.

Он шагнул за порог.

VIII

Перед ним раскинулась маленькая, заснеженная деревня, как миниатюрная диорама, какую Иоганн видел однажды у коробейника.

Дома, старые и обветшалые, почернели от времени и словно сжались посреди промозглого холода и белых отвесных гор, обступивших деревню. Крупные сосульки говорили о том, что зима окончательно вступила в свои права. Из труб поднимался дым, но людей видно не было, и повсюду царила тишина, даже более глубокая и гнетущая, нежели в доме.