Morden zaertlich (Убить ласково) (СИ)

- Мы купили этот дом, отремонтировали его. А веранду даже делали вместе с Билли. Но как-то я понял, что мы не сможем жить в достатке, если я буду так много времени уделять дому. Можно было нанять няню, я даже пытался. Но выходило каждый раз одно и то же. Они не могли делать все в доме и следить за Биллом. Он ведь маленький был шебутной. А тут я встретил Элену. Она была матерью-одиночкой, симпатичной, образованной. Она никогда не говорила, кто был отцом ее Джека, избегала об этом рассказывать. Как-то обоюдно мы решили жить вместе. Это не было любовью, скорее симпатией, взаимовыгодой. У нее и сына была крыша над головой, еда, одежда… А взамен она делала все дома, воспитывала сыновей, готовила. Она была неплохим человеком, Билл никогда на нее не жаловался. Она наказывала его не очень строго, проверяла уроки, водила в зоопарк и кино.

Когда оба мальчика были уже взрослыми, моя карьера пошла в гору. Чтобы обеспечить нашу семью всем необходимым, я пропадал на работе, мне нужно было это повышение. Поэтому мне некогда было разбираться в жалобах Билла на издевки Джека, которые я принимал за подростковое. Мне некогда было разбираться, откуда взялись синяки у Билла, почему он красится и отчего жмется в угол. Я не успевал реагировать на компании Джека, его частое пропадание, пьянство и курение. Я предоставил все Элене. Как оказалось, это было моей фатальной ошибкой.

Я, кстати, случайно узнал, чьим сыном был Джек. Это был известный насильник из Дюссельдорфа. Его взяли за год до переезда Элены и Джека в Гамбург. Гены сказались.

- Я знаю эту историю. Я несколько недель проработал в полиции Берлина. Расследовал дело Джека Хофкарнера.

Я не хотел рассказывать, что это дело было и делом Билла тоже.

- Значит, он пошел по стопам отца.

- Да.

- И что с ним теперь?

- Погиб.

- Понятно. А как же ты? Кем стал ты?

- Да никем особенным. Сначала учился, потом закончил кадетское, устроился в полицию. Но потом меня подстрелили в плечо, я лежал в больнице. Мы познакомились с Биллом, начали общаться. Меня поразило наше внешнее сходство и одна фамилия. Совпадение раскрыла мама. Она рассказала мне все.

- Мой мальчик… А я так и не смог рассказать все Би.

Раздался звук открывающейся двери. На пороге возникло изумленное лицо Билла.

- Том? Как ты здесь…

- Здравствуй, Билл, - я подошел и обнял его. Он явно не ожидал.

Но его руки ответно обвились вокруг моей шеи, а тело обмякло. Я с трепетом ткнулся носом в его шею, понимая, как скучал, как мне его не хватало. Я стоял спиной, поэтому рисковал немного…

И тихо поцеловал тонкий изгиб шеи. Боже, как все изменилось… То, что я ощущал к тебе - это была прежде всего неизъяснимая нежность, которой нет названия. То, что вело меня через все. Одна только жажда твоей улыбки, твоего слова, твоего прикосновения. Это и есть любовь, настоящая любовь. И брата, и друга, и парня… и просто любовь к человеку, перед чьей силой воли я готов преклониться.

Только ты.

- Я так скучал, - прошептал ты мне на ухо.

- Я не мог без тебя.

С неохотой я оторвался от приятного ощущения твоего тела рядом и повернулся к папе. На его лице снова стояли слезы, только уже другие.

Он улыбался, он был счастлив.

- Мои мальчики, мои детки, - он поднялся и тоже обнял нас, - Мы вместе. Теперь мы точно сможем все… Все-все.

И правда, вместе мы были больше, чем семья. Мы - это мир.

***

Ночной холод врывался в окна. Камин согревал нас от него, объединял. Папа спал на диване, а мы сидели. Мы вспомнили все, рассказали друг другу жизнь. Мы сблизились как никогда. Я знал, больше мы не расстанемся.

Почему так странно быть здесь, не давая себе воли прикоснуться к самому дорогому, что у нас есть - друг к другу?

- Почему нас разлучили?

- Почему мы прошли такой большой и жестокий путь, чтобы быть вместе?

- Почему не можем просто быть собой?

- Почему не можем все вернуть и исправить?

- Это все…

- Большая ошибка.

- Но нам надо бороться.

- Ты понял, кто такой Судья?

- Да. Но почему сейчас он молчит?

- Преграда любви самая непробиваемая.

- Ты знаешь, что делать?

- Нет. Но догадываюсь.

- Сейчас?

- Нет… сейчас нет.

- А что сейчас?

- Мы.

Ты встал, подавая мне руку. Я взял ее, поднимаясь с пола. Ты вел меня наверх, туда, где холодно. Но так мы могли быть еще ближе, отдавая друг другу тепло.

Холодная комната. Твоя комната. Ты сел на кровать. Я был рядом. Взял твою руку и поднес к губам.

Столько боли принесла она… Но я знал, она умела быть ласковой. Губы наткнулись на привкус металла. Колечко, мое колечко.

Я улыбнулся и достал из кармана твое, снял с твоего пальчика свое.

- Почему? - вопросительный взгляд.

- Я хочу иначе.

- Как?

Вместо ответа я прошептал:

- Согласен ли ты, Вильгельм Каулитц, быть со мной в радости и в горе, в богатстве и бедности, в здравии и в болезни, в жизни и в смерти, каждый день, каждую минуту?

- Согласен, - улыбка озарила твое лицо. А я надел кольцо вновь на безымянный палец твоей руки.

- Теперь ты, - я протянул перстень.

- Согласен ли ты, Томас Каулитц, быть со мной в радости и в горе, в богатстве и бедности, в здравии и в болезни, в жизни и в смерти, каждый день, каждую минуту?