Morden zaertlich (Убить ласково) (СИ)

«Не кипятись, это будет последняя стадия. Еще я забыл сказать, что когда это случится, Билл Каулитц перестанет существовать. Останусь только я. А Правда и Ложь станут моими орудиями».

Так почему бы тебе не взять их и просто не пристрелить сразу всех?!

«Ну… если бы я мог, то сделал бы. Досадно, конечно, но у них свои принципы. Детки любят только папочку, а чужой дядя их не прельщает».

Тебе обидно? Но ведь я - это ты! В чем же дело?

«Внешне. Но эти крошки тонко чувствуют все! Пока мы с тобой были относительно согласны друг с другом, они мне подчинялись, но как только ты начал бунтовать…»

Что?

«Девочки приняли твою сторону! Их суть должна была вести их ко мне, я им более близок, но нет же! Ты вложил в них слишком много человеческого! Сантименты, благодарность… черт бы их подрал!»

Они со мной?

«А если бы не были, то я бы избавился от всех, кто мне мешает. И в частности, от твоего отца!»

Не смей! Я не дам. Никогда.

«Ненадолго. У меня большая власть над твоим сознанием. Боль - вот чего боятся люди. И ты не исключение. Пока живи, но как только… пиф-паф».

Замолчи…

«Да пожалуйста! Но много ли толку?»

Он замолчал. Дерьмо, как я хотел от него избавиться! Я так хотел зажить нормальной жизнью!

Но Правда и Ложь были со мной. Они могли помочь.

Вот и дом. Хороших новостей нет. Но ведь это же первые шаги!

Я открыл дверь.

Мне снится? Господи…

- Том? Как ты здесь…»

========== Глава 24 ==========

POV Том

«Неужели я в Гамбурге? И почему мне раньше не приходилось выезжать за границу Берлина?

В отличие от нашего города, здесь я не чувствовал то, что чувствует рядовой турист. Я переливался из состояния «неуютно» в «крайне фигово». Может, это было связано с тем, что этот город - оплот боли моей второй половинки, моего брата-близнеца, моей единственной любви? Однако я стал поэтом…

Но я все-таки был бывшим полицейским. И естественно, узнать адресок не составило труда.

Только я нервничал, очень нервничал… чертовски нервничал. Черт, я НЕРВНИЧАЛ!

Я потеребил в кармане успокоительный перстень. Почему я его не надел?

Потому что так же, как я отдал ангела-хранителя тебе, ко мне может прийти часть твоей сущности. Какая именно часть? Я не знал. А что, если Судья станет мной? Сделаю ли я лучше или наврежу? Не знаю, поэтому пока не буду.

Солнце немного согревало и ободряло.

Так запросто идти к своему отцу, которого не видел много лет сознательного возраста… Я не знал его, совсем не знал, все, что у меня от него было - имя, фамилия, адрес и внешние черты.

Гамбург большой, и ты мог бы пойти куда угодно. Ведь долгое время твоим приютом были его улицы, колония. Ты мог уйти к своим приятелям, сокамерникам, в притон, просто возвратиться в мир одиночества улиц и подвалов.

Но я точно знал, ты этого не сделал.

Ты изменился, я изменил тебя, Билл. И ты хотел домой, хотел в единственное родное место.

Меня уже много времени что-то не пускало в твое сознание. И я знал, что. Как обезумевшая собака, она не признавала меня, рычала и грозилась разорвать. Но и тебя она не выпускала из дома.

А знаешь почему?

Она рвалась с поводка в лес, быть волком, жить на свободе. Но она не понимала, что не сможет выжить без вкусной пищи и теплого дома, без ласковых рук хозяина. История ее безумия была ужасна.

Она была верна своему хозяину, охраняла его, была частью его. Любой его обидчик испытывал на себе ее зубы. И в эти моменты, когда кровь покрывала ее морду, когда рваная плоть кусками лежала у ее лап, она почувствовала ЭТО.

Это была власть, безграничная власть над жизнью, мгновение силы, мгновение воли, когда она была сама за себя, когда она была сильнейшей. Но мгновение быстро уходило, а она шла в дом за хозяином.

Так было очень долго, много кто хотел причинить боль хозяину, а собака рвалась мстить. За этой минутой, за этой дозой власти. Она упивалась ею, она впадала в безумие, медленно, но верно.

Но хозяин почему-то стал меняться. Теперь он прощал, придерживал ее на поводке. И как же она могла простить ему это? Он лишал ее этих минут, этих чувств, принижал ее, снова делал только собакой! А она хотела большего!

Но все же она была привязана к хозяину, она хотела бы сама найти преступников, но не знала, как и почему люди причиняют боль. Что ей было делать? Она не могла уйти.

И как наркоман изобретает хитроумный план, чтобы достать дозу, в собачий ум пришла мысль. В прошлом хозяина! Он забыл, но память имеет свойство хранить. И она была готова бежать куда угодно.

Но тут встал хозяин. Поводка не хватило. Злость и безумие охватили ее. Ее лишали этого! И она осмелилась - она укусила хозяина. Никого не подпускала к нему, однако и его не выпускала. Но поводок был короток.

Зубами прогрызла все двери, она ворвалась в дом. И посмотрела в глаза хозяину. Яд был в зрачках - он медленно, но верно отравлял обоих.

Теперь хозяин был как слепой, она могла вести. Так было не всегда. Он сопротивлялся, он затягивал на ее шее поводок, он прикрикивал на нее, не давал.

Ей хотелось убить, но она не могла. Собачья природа не давала уйти ей от хозяина. Она была навеки с ним. До смерти. Привязанная.