Мордобойщик

Но самому Чарльзу Стюарту сегодняшняя ночь, последняя его ночь в этих стенах, стала казаться необыкновенно романтичной. И сотни проведенных тут, за кассой, ночей снова проплыли у него перед глазами, волшебно преобразившись. Он вспомнил, что полночь обычно была некой незримой чертой – позже обстановка в ресторане становилась более интимной. Посетителей намного меньше, те, что появлялись, выглядели уставшими и подавленными: то случайно забредший оборванец попросит кофе; то зайдет нищий, который обычно торчит на углу их улицы, закажет гору пирожков и бифштекс; или появится стайка уличных женщин, которые потом разбредутся по ночному городу; и еще к ним заглядывал краснолицый ночной сторож, который обязательно перебросится с ним несколькими фразами, призывая как следует беречь здоровье...

А сегодня полночь, казалось, настала раньше, чем всегда, хотя публика валом валила к ним до часу ночи. Когда Эдна уселась за столик возле кассы и начала складывать салфетки, его так и подмывало спросить: «А правда время сегодня просто летит?» А он так мечтал произвести на нее впечатление, сказать ей что-нибудь особенное или еще как-нибудь выразить свое чувство, неважно как, лишь бы она навсегда его запомнила.

Она сложила наконец целую гору салфеток, водрузила ее на поднос и унесла прочь, что-то вполголоса напевая. Через несколько минут входная дверь распахнулась и вошли двое мужчин Он тут же узнал их и весь запылал от ревности. Тот, что помоложе, был в отлично сшитом коричневом костюме, по последней моде – полы расходятся прямо от пупа. Этот щеголь в последние десять дней часто тут появлялся. Всякий раз примерно в это время всегда усаживался за столик, который обслуживала Эдна, и неспешно, с вальяжной небрежностью выпивал две чашки кофе. Сегодня он уже третий раз пришел не один, с ним был грек, очень смуглый, с угрюмым взглядом, который нарочито громко диктовал заказ, а если что-то было не по нему, начинал скандалить, отпуская ехидные шуточки.

Однако Чарльза Стюарта куда больше раздражал щеголь, не спускавший глаз с Эдны. А в последние два вечера совсем обнаглел: подзывал ее к столику надо не надо, лишь бы она подольше с ним побыла.

– Добрый вечер, крошка, – донеслось сегодня до Стюарта от их столика. – Как тут у вас делишки?

– Спасибо, хорошо, – вежливо, как полагается, ответила Эдна. – Что желаете?

– А что у вас есть? – заулыбался молодой человек. – Все, что хотите, да? А что вы сами порекомендуете?

Эдна не отвечала, глядя куда-то вдаль, поверх головы парня.

Он наконец сделал заказ, вняв нетерпеливым требованиям своего спутника. Эдна отошла от столика, и Стюарт увидел, как молодой человек что-то прошептал греку, кивая в ее сторону.

Стюарт тревожно заерзал на стуле. Он терпеть не мог этого хлыща и страстно мечтал об одном: чтобы тот поскорее убрался прочь. Ведь, скорее всего, он работает здесь последнюю ночь, это его последняя возможность полюбоваться ею, может быть, даже удалось бы пару минуток поболтать, а этот тип лишил его этих чистых радостей, само его присутствие было невыносимо.

В ресторан забрели еще с полдюжины посетителей: трое рабочих, продавец газет из киоска напротив – и Эдна теперь была слишком занята, и щеголь некоторое время не мог докучать ей своими приставаниями. Тут Чарльз Стюарт почувствовал, что грек смотрит на него своими угрюмыми глазами, и не просто смотрит, а машет рукой, подзывая.

Несколько опешив, он вышел из-за конторки и направился к их с щеголем столику.

– Слышишь, парень, – сказал грек, – а когда у вас хозяин появляется?

– Ну... в два. Уже через несколько минут.

– А-а, понятно. Я с ним просто хотел кой о чем поговорить.

Стюарт догадался, что Эдна тоже подошла к столику, – по тому, как оба дружно к ней повернулись.

– Слышь, крошка, – сказал молодой. – А я хочу поговорить с тобой. Присядь-ка.

– Нам не полагается.

– Как это не полагается? Ерунда! Начальник тебе разрешает, – и он угрожающе посмотрел на Стюарта: – Ей ведь можно с нами посидеть, а?

Стюарт молчал.

– Слышь, говорю, можно ей с нами посидеть, а? – повторил молодой человек уже более напористо и добавил: – Что молчишь, дурень?

Стюарт продолжал отмалчиваться. Кровь в его жилах вдруг побежала быстрее. От страха. Уверенный тон всегда немного пугал его. Тем не менее он так и стоял, как пень, не в силах сдвинуться с места.

– Тише ты! – сказал грек.

Но щеголь уже здорово разозлился.

– Слышь, ты, – процедил он сквозь зубы, – отвечай, когда с тобой разговаривают, а то дождешься у меня по роже... А ну топай отсюда в свою конуру!

Стюарт по-прежнему стоял как вкопанный.

– Я кому сказал: топай отсюда! – угрожающе повторил парень. – А ну, живо катись!