Мордовский марафон

В первых числах января этого года, только-только мы изгнали из своей камеры уличенного в воровстве и доносительстве уголовника и вздохнули облегченно, мечтая спокойно зажить втроем, как к нам подсадили новичка, прибывшего в тот день с этапом. Зона у нас крохотная - в 1-й камере чихнут, из 12-й - "чтоб ты сдох, скотина!" кричат. Так что новичка еще только обыскивали в комендатуре, а все уже знали, что он из уголовного лагеря и сроку имеет 13 лет.

Как и положено, прежде чем переступить порог камеры, он спросил:

- Вы не против, ребята?

Мы были, конечно, против: на восьми квадратных метрах и троим-то нечем дышать... Но по лагерным законам нельзя не впустить в камеру человека, о котором ничего плохого еще неизвестно. К тому же только накануне мы с большим шумом выселили Чертогона, и нарываться на новый скандал охоты не было: скажи мы "против", надзиратели начнут силой заталкивать его в камеру, он будет упираться, они его - в спину из коридора, а мы - в грудь из камеры... А человек-то он новый и вроде бы ничего с виду.

- Давай, - промямлил один из нас. Расстелил он на верхних нарах жиденький матрац, кинул в изголовье набитую книгами сетку и говорит:

- Давайте знакомиться: я Альберт С.

Ну Альберт и Альберт - черт с тобой, раз уж не удалось от тебя отвертеться...

Заварили ради знакомства чифирку, приглашаем его:

- Не пью, - говорит. - Спасибо, ребята.

Удивились мы, но промолчали, а он разлегся на нарах и в книгу уткнулся... "Эге", - сказали мы себе и немного приободрились. Обычно эта публика мерзавец на мерзавце, а тут вроде... Впрочем, ухо держим востро - не приучены мы в исключения-то верить.

Вечером, перед самым отбоем слышим:

- Мужики, иногда я храплю - толкните, если слишком уж...

Час от часу не легче! Храпел он и в самом деле ужасно... Да что же сделаешь - на то она и камера: храп - еще не повод для изгнания.

Ну ладно, сидим день, два - он все так же молчит: с работы придем, он сапоги скинет, влезет на нары и за книгу. Автору это понравилось: он всегда считал, что, будь ты расподлец, стукач или даже "козел", лишь бы сидел тихо и не мешал ему книги читать и думать свою думушку. Даже такой-то, с изъянцем, и лучше порой какого-нибудь шумливого честняги - такого-то легче усмирить, рявкнув: "А ну ты, змей, не забывайся!.."

* * *

Минуло дней пять-шесть, и вот как-то в цеху подходит к автору Альберт:

- Можно тебя на пару слов? Где бы нам приткнуться?

А приткнуться в нашем цеху и впрямь негде - ни раздевалки, ни душа, ни единого укромного закутка... Уселись мы с ним на слесарном верстаке, благо слесарь в это время шлифовальный станок ремонтировал, и автор услышал следующее:

- Я хочу вот что сказать... Все равно это станет известно... да и наплевать... В общем: я "петух"...

Автор растерялся, не зная, как реагировать на такое признание, а Альберт усмехнулся - то ли грустно, то ли иронично - и продолжает:

- Ужас какой, правда?.. Впрочем, я и не думал, что ты обрадуешься этому известию, но и бледнеть-то так к чему? Не ты ведь, а я... Хоть и поневоле. Или тебе до лампочки? - Взгляд его был внимателен и строг. - Что по склонности, что поневоле?

- Нет, почему же... - смущенно бормотнул автор, усиленно соображая, как ему теперь быть с таким сокамерником.

А он, так и не дождавшись вразумительного ответа, продолжает:

- Как я понял, в вашей зоне особенно-то с этим не носятся... Да и полно их у вас, вижу... В вашей камере я бы передохнул малость. Долго-то я здесь все равно не засижусь... Можете, конечно, выгнать меня. Это ваше право, и я не обижусь... Но когда-нибудь вам будет стыдно. Все, - он соскочил с верстака. Пока все.

- Подожди-ка! Мне же надо с сокамерниками поговорить. А как сказать?

- Так и говори...

- Но ведь...

- Плевать: я не скрываю!

Посовещавшись, мы решили пока оставить его в камере, а там видно будет. Вместе с тем мы пришли к заключению, что доверять Альберту нельзя.

В логике наших рассуждений внешне все было правильно: общеизвестно, что почти всякий убежавший из уголовной зоны - сукин сын, а уж "петух" и того паче. Так-то оно так, но эти печально-строгие глаза, эта горькая усмешка, вообще весь его облик, все манеры?.. В жизнь бы не подумал, что уголовник! Что-то тут не то, глубокомысленно решил автор. А почему бы, спросил он себя, не попытаться, отложив на время книги в сторону, попристальнее присмотреться к этому Альберту?