Мордовский марафон

...Мне не удалось прочитать те четыре листка, в которых ты рассказываешь об Энтеббе - их изъяли из обоих твоих писем. Очевидно, ты изложила это славное событие как-то не так - ничем иным я не умею объяснить эту конфискацию. Ну зачем, дорогая, ты пишешь черт знает что. Надо же как-то с оглядкой на "Правду", а то и вовсе взяла бы и прислала мне соответствующий номер "Правды".

Так или иначе, а самую суть мы все равно вычитали. Мы как раз были тогда в Саранске и, узнав о захвате палестинцами самолета, начали гадать: неужели снова кровь невинных, пойдут им на уступки или нет, надо ли в таких случаях уступать, чем это чревато и как быть?.. Еще более уныло иронизировали по поводу предыдущих известных нам случаев воздушного пиратства, когда сперва ООП отрекалась от принадлежности пиратов к ее рядам, а потом заполучала их для "сурового" суда, о котором позже ни слуху ни духу.

Тебе не случалось сидеть в Саранском следственном КГБ? Прогулочный дворик там миниатюрный - 12 квадратных метров, - чувствуешь себя как в глубокой цементной могиле, а над головой, загораживая полнеба, маячит внимательный страж, ему не только виден любой твой жест и слышен всякий вздох, но и вздумай он плюнуть - точно в макушку угодит. Порядочный кролик в таком дворике сдох бы от тоски на другой день. Я пока сидел один, даже отказывался от прогулки - как ни туго летом в камере, но там хоть не чувствуешь на себе неотрывного взгляда надзирателя (если он и подсматривает в волчок, то не всегда это замечаешь)...

На другой день во время прогулки топчемся мы, значит, плечом к плечу, толкуем о том о сем, а попка наверху газеткой шелестит да на нас поглядывает.

- Эй, командир! - кричу. - Ну-ка, глянь, есть там что о вчерашнем?

А надзиратели там, надо сказать, ничего ребята (по сравнению с типовым ключником - явным охламоном, хамом и садистом) - преимущественно студенты-заочники, будущие кадровые чекисты. Но не потому они, конечно, "ничего", а потому что им велено быть помягче (одна система - а равно и всякое отдельно взятое учреждение - от другой еще и тем отличается, что она в среднем человеке в данный момент "поощряет" - добро или зло, жандарма грубого или вежливого) - ведь в этот невеселый особняк привозят главным образом для так называемого перевоспитания.

- А как же, - говорит и ухмыляется весело. - Есть для вас кое-что. Дали ваши прикурить! Держите! - приподнял краешек проволочной сетки - и газета спланировала в наш сумрак.

Да будь там сказано, что всех нас освобождают, мы не были бы счастливей в те минуты. Дворик стал еще тесней - мы то и дело натыкались на плечи друг друга, не замечая этого, хохоча как дети, как сумасшедшие, на все лады повторяя новость (вот он где, выход-то! А мы то да се: уступать - не уступать?..) и то и дело заглядывая в газету, надеясь еще какую-то деталь вычитать. Я знаю, что весь Израиль праздновал освобождение заложников, и многие на Западе восторженно приветствовали дерзость этой операции... и мы, мы тоже истосковались по героизму. Неделю спустя я вернулся в зону и, словно официальный представитель Эреца, благосклонно-небрежно выслушивал многочисленные охи... даже из уст тихих антисемитов. (Явные у нас перевелись с декабря 1972 года, когда я, публично поколотив одну мразь, прокомментировал этот жест громогласным заявлением, что отныне всякое антисемитское действие или высказывание буду рассматривать как направленную лично против меня провокацию - реагировать буду мгновенно и безжалостно.) Да, моя линия фронта проходит в Мордовии.

Корни антисемитизма слишком глубоки, чтобы мнить, будто можно их выкопать, учинив бесклассовое равенство. На данном этапе межэтнических контактов только сила - в разных ее модификациях - может оградить евреев от наиболее безобразных форм проявления предрассудочной ненависти. Только сила же и способна пока внушить уважение. Но именно пока, с акцентом на пока, а также подразумевая, что эта сила будет, во всяком случае, не более неправедна, чем любая физическая мощь. Я вот уже четырнадцатый год варюсь в таком котле, где национальные пристрастия - почти самая соль всей похлебки и, выбирая основу и стиль наиболее эффективного каждодневного поведения, я в конце концов нашел в качестве самых практичных два отправных принципа: справедливость и сила именно в такой последовательности.