В конце рабочего поселка на целых два километра тянулся внушительный, неимоверно высокий каменный забор, напоминающий кладбищенскую ограду крупных городов. Из-за забора едва виднелись макушки деревьев. Но здесь были не плакучие ивы, а молчаливые каштаны и липы, среди которых где-то в чаще притаился невидимый глазу постороннего особняк. Здание с множеством окон и башенок служило некогда летней резиденцией графов, но в двадцать четвертом году и оно перешло в руки Хофхаузеров. Каждое лето сюда приезжали со своими гувернантками дети Хофхаузера младшего и Ремера — три мальчика и худенькая девочка. Папаши соорудили им здесь теннисный корт и большую площадку для игр. На стройку привезли шлак и три подводы гравия. Но вот уже пять лет особняк пустовал, и в поселке ходили слухи, будто хозяева уехали в Лондон или в Америку. На дверях дома висел пудовый замок. Поговаривали, что где-то в саду закопаны деньги. Как-то ночью Ихош младший залез в сад и до самого рассвета рылся в кустах, но так ничего и не нашел. Потом, по-видимому, кто-то донес на него, так как парня схватили жандармы и целую неделю избивали. Шахта продолжала работать и без хозяев, причем на полную мощность. Сейчас война, и, кажется, кому, на кой черт понадобилось строить дороги? Но, как видно, их строят, и очень усердно, так как изо дня в день к погрузочной площадке подходят составы и военный представитель дерет горло, требуя заполнять вагоны до отказа. Недавно на шахте появился некий капитан Сюч, вместе с ним прибыло человек двести солдат из рабочего батальона. Капитан одну неделю проводил здесь, на шахте, а другую — в Будапеште, присматривая одновременно и за заводом. Как только Сюч приехал, его намеревались устроить в особняке, но он — то ли боялся оставаться один, то ли по другой причине — отказался. Поэтому в особняк пришлось перебраться вместе с семьей старому инженеру Гезе Хайдоку, а Сюч занял квартиру инженера, перевезя на двух грузовых машинах свои вещи. Ковры, картины — неужто он думал поселиться здесь на веки вечные? Солдаты рабочего батальона жили в бывших конюшнях. Зачем было отправлять на фронт рабочих-специалистов, а этих несчастных солдат пригонять сюда и требовать, чтоб они давали много базальта? В корчме носился слух, будто все поставки идут на немцев, что якобы возле Кракова из этого камня гитлеровцы строят укрепления. Другие не верили этому, утверждая, что в Кракове давно русские. Самому господу богу не разобраться, где тут правда, а где ложь.
В воскресенье капитана Сюча чуть свет подняли с постели. К нему заехал на своей машине старый приятель — капитан Габор Фюзеши.
Сюч пригласил гостя в комнату и, показав на разбросанные вещи, наваленную на стуле одежду и немытые чашки, как бы оправдываясь, сказал:
— Семья моя в Пеште, я здесь один. И, если кто-нибудь ко мне заглянет, для меня это настоящий праздник. Бутылка водки, конечно, найдется, шурин Пали прислал из Киева.
— Да ну ее к черту, водку. А впрочем, давай, все равно…
— Посмотрите вы на него! Что с тобой? Не влюбился ли?
— Ты угадал. Сегодня ночью придут немцы. Они уже перешли границу, я только что из Шопрона.
— Что за дьявольщина, — произнес Сюч и опустился на край кровати. — Ты в этом уверен?
— Еще бы.
— Будем сопротивляться?
— Черта лысого. Без единого звука передадим казармы. Только оркестра недостает для встречи.
— Хм. А как ты думаешь, чем это для нас может кончиться?
— Откуда мне знать, — произнес Фюзеши, вертя в руках бутылку водки. — Как обстоят дела на вашем заводе?
- Никак, — ответил Сюч, — наш горный инженер — столетний астматик, еле ногами шевелит… Денег нет, хозяин не инвестирует на шахту ни гроша. Щебень отбираем вручную.
— Вот это да! Неужто ты сам так разбираешься в горном деле? — удивился Фюзеши.
— Что ты, все мои знания — это то, что с утра до вечера жужжит мне в уши старый Хайдок. Капиталисты удрали в Лондон, для них важнее машиностроительный завод, оттуда еще можно выкачивать денежки… базальтовые горы не вывезешь контрабандой.
— Ну, а завод?
— Прогулы, прогулы, пролетарии слоняются у машин, как неприкаянные, только и ждут конца войны. А у вас?
— У нас? До вчерашнего дня тоже было так. Но теперь я наведу порядок. И тебе советую. Будь энергичен и решителен, если не желаешь попасть на фронт. С немцами шутки плохи. Дай рюмку, не пить же мне из бутылки!
— Прости, ради бога, конечно… За наше здоровье.
— Если собираешься в Будапешт, могу подвезти.
— Надо было бы съездить не в Будапешт, а в Барачку.
— Мне не к спеху, к обеду все равно поспею.
— Через десять минут я оденусь.
Фюзеши сел в старомодную качалку, оттолкнулся раз-другой, затем, прищурив один глаз, принялся рассматривать висевшие на стенах картины.
— Шурин прислал с фронта, — пояснил Сюч, зашнуровывая ботинок. — Если бы подвернулось хорошее местечко, можно было бы и самому податься туда.
— Лучше благодари бога, что на фронте твой шурин, а не ты, — засмеялся Фюзеши и снова налил себе рюмку водки. — Знать бы мне только, кто у немцев в почете. Боюсь, что на мое местечко тоже зарится несколько человек.
— Хорошее место?