Море дышит велико

Двое суток пара «малых охотников» хлебала жгучую воду. Хлебала, отфыркиваясь, кивая волне. Верхняя вахта, меняясь через полчаса, выкручивала толстую походную робу, укладывая её на кожухи бензиновых двигателей. В моторном отсеке клубился горячий пар, но просыхать одежда не успевала, и заступающая смена натягивала какую есть. Всё равно на палубе обдавало с ног до головы и уже через минуту пробирало до костей, отсасывая живое тепло. Двое суток радист сидел над приемопередатчиком, придерживая горячие лампы-триоды, которые от ударов норовили выскочить из гнезд. Всё так же невозмутимо балагурил комдив, хотя губы его посинели, а голос осип. Максим Рудых хлюпал по мостику в сибирских чёсанках на босу ногу. Как ни странно, но такая обувка, оказалась целесообразнее яловых сапог с портянками. Второй «охотник», Василия Выры, со стороны больше всего смахивал на рубку подводной лодки, которая иногда погружалась, и мачта чертила по воде перископом. Контакта же с истинной подлодкой всё не было, хотя назначенные сроки уже истекли.

Старший краснофлотец Тетехин опять вышел на палубу и готовился к сеансу с неторопливой крестьянской обстоятельностью, словно бы не снаряжал шумопеленгатор, а взнуздывал его, накладывая стопора-гужи. Слухач вымотался больше других. Угреватая кожа его покрылась сизой окалиной, щеки ввалились, и потому казалось, что лицо сплюснулось ещё больше от давления наушников. Тетехин открывал вахту на короткое время, но бессистемно. Его вызывали через семнадцать минут, или через двадцать четыре, или через тридцать девять. Интервалы никогда не повторялись. Командир дивизиона безжалостно дергал слухачей на обоих «охотниках», сбивая ритм.

— Противник изначально пунктуален, а время действия наших шумопеленгаторов установить, пн-те, по стопорению хода проще пареной репы. Умный противник обязательно будет искать закономерность, чтобы воспользоваться ею в собственных интересах…

Максим Рудых кивнул, хотя ждал свою лодку, а для своих эти фокусы с шумопеленгатором ни к чему. Ему было жалко Тетехина, и он подумал, что любое самодурство всегда можно обосновать.

Слухач трудился безропотно, истово, как привык с детства. Тетехин был убеждён, что журчащая струйка искомого звука живет в глубине. Неожиданно уловив ясный сигнал, он удивился не удаче, а почему она не шла так долго. Даже не шумопеленгатором, нет, всем телом Тетехин устремился встречь ритмичному посвисту, доложив на мостик не по уставу:

— Тама! — И махнул для верности иззябшей рукой.

На втором «охотнике» тоже поймали шумы. Выра показал сигнальный флаг «Эхо» и цифровые сочетания направления. Пока их прокладывали на карте для того, чтобы получить место цели в точке пересечения, звук пропал так же неожиданно, как и возник.

— Свои так себя не ведут, — насторожился Терский, а слухач, хоть убей, ничего больше обнаружить не мог. Не мог, и-всё тут, хотя объект был почти рядом. Два пеленга на карте скрестились в нескольких кабельтовых.

— Атака! — решил комдив. — Изготовить большую серию…

Сигнальщики вздернули на мачту желто-синий треугольный флаг «Есть». Минёры, бросившись к корме, стали выдергивать предохранительные чеки у глубинных бомб. Лейтенант Рудых службу знал, но в голосе его не ощущалось командной уверенности. Кто мог поручиться, что это враг, а не та подводная лодка, которую ждали так долго? Сбросить бомбы легко, но — после взрыва руками не машут.

— Это засада, — пояснил Терский, взглянув на Максима. Ему подчинялись и так, но капитан второго ранга был сторонником дисциплины сознательной. Отмечая невысказанные сомнения лейтенанта, он не только учил его решительности. Как командир поисково-ударной группы, он одновременно принимал на себя всю полноту ответственности.

Чёрные цилиндры плюхались и тонули в кильватерной струе, которая вспучивалась султанами. «Охотники» резво убегали от них, но гидравлические удары, догоняя, с силой лупили по корпусу. И палуба, содрогаясь, била по пяткам. Сильно била, до синяков. На поверхности возникли небольшие масляные пятна и шлейф мелких пузырьков, который отклонялся в сторону берега. Василий Выра, уцепившись за след, тоже бомбил, но безрезультатно, и слабые признаки успеха исчезли, разболтанные волной.

— Терпение, — сказал комдив. — «Чем крепче нервы, тем ближе цель…»

Он приказал поставить буй, и опять всё началось сначала. Час шел за часом, сменялись вахты, «охотники» крутились рядом с ориентиром, поочередно окуная шумопеленгаторы. Мыс Пушка без устали гремел канонадой прибоя. В наушниках у Тетехина шуршало, скрежетало и улюлюкало, а сам он от напряжения косил, будто разглядывая кончик своего массивного носа. Через полсуток Максиму Рудых уже представлялось, что контакта не было вообще. Доклады слухачу на обоих «охотниках» и слабые радужные пятна с пузырьками — всё померещилось и было плодом усталости и воображения. Словно в подтверждение сомнений, Тетехин спросил, с какой скоростью двигается второй катер, хотя тот маневрировал у него перед глазами.