Выход в море не состоялся, и на «Тороке» все беды валили на флагманского хвостатого фаворита. Выра задумчиво почесывал плешь, а Евгений Вадимович утверждал, что «паршивую дворняжку» отныне не пустит на борт. Правда, на официальном разборе выяснились и другие подробности. Только по штурманской части и ещё по гидроакустике у проверяющих не оказалось существенных замечаний. С трибуны цитировались записи из разбухших блокнотов. Особенно досталось доктору Мочалову. И колода для рубки мяса на камбузе была не посолена, и топор для той же цели не имел положенного чехла, и медицинский инструмент нестерилен. И ещё отмечалась крысопроницаемость.
Ехидный Бебс вопросом с места попытался выяснить, в каких единицах измерен последний показатель. Проверяющий ответить затруднился, и тогда механик посоветовал принять за единицу «один крысом», равный одной крысе, пробегающей за час через дырку в один квадратный дециметр. Капитан второго ранга Нежин при этом позволил себе улыбнуться, оратор на трибуне нашел смешки неуместными, а сам Бестенюк скоро расплатился за повышенную любовь к точности. Оказалось, что в одной из составленных им эксплуатационных инструкций указана предельно допустимая протечка воды через сальник 10 литров за час.
— Как может определить это вахтенный? — спросил флагманский механик.
Вытащив из кармана логарифмическую линейку, Бестенюк моментально перевел показатель в капли за минуту.
— Прикажете матросу капли считать?
В президиуме страшно развеселились, остальным же было не до смеха. Какой юмор, когда всех лупят в хвост и в гриву? А в заключение «командор» прочитал описание некоего рационализаторского предложения: «В целях экономии топлива и моторесурсов главных двигателей предлагаю при стоянке на рейде отработанный пар от котлов подавать через продувание высокого давления и зарубашечное пространство дизелей, поддерживая их в готовности к немедленному, действию». Документ был снабжен резолюцией командующего: «Может быть, сочинителя следует лечить?»
— Психиатры этого не подтвердили, да, да. И не удивляйтесь, — комментировал Юрий Владиславович. — Доброхот по роду обязанностей отношения к технике не имеет, но всё же обязан знать, что служит не на теплоходе и его корабль движется паровыми турбинами. Спрашиваем его, почему со специалистами не посоветовался. Отвечает: «Зачем? Ещё станут навязываться в соавторы».
Дремучее письмо в сочетании с прочими примерами и хлесткими оборотами «командора» вроде: «С собачьим хвостом в волки метите?» — производили целебный эффект русской бани. Сравнение с хвостом Евгений Вадимович Лончиц почему-то принял персонально на свой счет, а остальных больше занимала личность безымянного сочинителя.
— Лейтенант Клевцов не так давно решил подробнее разобраться с обстановкой на «Тороке», — сказал начальник политотдела, самокритично добавив, что следовало заняться этим ещё раньше, поскольку отдел кадров собрал вместе столько молодых и неопытных офицеров.
— Не корабль, а детский сад, — вставил Юрий Владиславович. — Да, да. И не возражайте…
До возражений ли, когда крыть нечем, не говоря уж о том, что на военной службе спорить не положено. Обидное заключение флагмана было специально предназначено для того, чтобы задеть за живое. Один только Макар Платонович Тирешкин хранил полную невозмутимость на разборе учения, а после немедленно вызвал к себе командира БЧ-5.
— Вам известно, что в котлах не бывает отработанного пара?
— Конечно. Иначе меня следовало бы гнать с механиков.
— Вот, вот. А ваши чертёжики? О чем они, спрашивается, говорят?
— Об устройстве парохода… А в чем дело? Вы знаете, кто написал дурацкое письмо командующему?
Заместитель командира грозно нахмурился:
— Есть мнение, что эти бумажонки — филькина грамота. Известно, что полагается за вредительство?
— Ну, знаете… — Глаза у Бебса вспыхнули форсунками. — За наветы тоже не жалуют. А техническая документация только что проверена флагмехом. Филькину грамоту, видите ли, тоже надобно уметь прочитать.
— Ладно, товарищ лейтенант, свободны…
— Инженер-лейтенант, — поправил Бестенюк. — А как же тогда чертёжики? Нет, вы мне покажите невежу, который бросается такими обвинениями…
— Покуда свободны, — повысил голос Тирешкин, подчеркивая служебную дистанцию.
— Есть! Но вынужден предупредить, что я этого так не оставлю.
— Кто вас обвиняет, Борис Егорович, — сразу же сменил тон заместитель. — Наоборот, есть мнение, что необходимо оградить. И мы, то есть командование, будьте уверены, разберемся.
— Назовите, кто писал. Я с ним поговорю по-свойски.
— Разглашать не могу. И вам не рекомендуя доискиваться. Наш разговор, имейте в виду, совершенно секретный.