Море дышит велико

У буфета на прилавке полыхал жаром и никелем самый натуральный самовар. И заварочный чайник оседлала ватная матрешка в сарафане и с кокошником. И в поданной им карточке на двух языках предлагались пельмени, растегаи, кулебяки, пирожки с визигой, с капустой, с зеленым луком, с грибами, шаньги с творогом и шаньги с картошкой, блины с семгой или с паюсной икрой… «Русский медведь» не был рестораном. Скорее он походил на средней руки придорожный трактир, которому разве только не хватало березок перед фасадом. Однако Василий Выра, Максим Рудых и все их ровесники с детства знали одни лишь столовые Нарпита, которые отнюдь не прославились разнообразием национальной кухни. Даже в лучшие времена там в основном упирали на винегреты и биточки с макаронами. Василий с Максимом искренне полагали, что пришли в ресторан, а заказ выдали скромный: щи суточные, картофельные котлеты под грибным соусом и, конечно, селедку.

Здесь им понравилось. Никто не предлагал разбавлять «Смирновскую» содовой, никто не прихлебывал из стопки по капельке. Официантка, глядя на них, прослезилась:

— Простите, — объяснила она. — Как приятно, когда русские кушают.

В принципе её можно было понять, хотя чрезвычайное внимание к их столику было тягостно. Интерес этот, нарастая, помешал спокойно дообедать:

— Позвольте представиться: штабс-капитан Игорь Вадимович Пухов!

Походка, выправка, безапелляционный тон и так, без лишних слов, свидетельствовали о том, что он не всегда носил чёрную пиджачную пару. Но отмахнуться от знакомства было невозможно, поскольку Пухов был хозяином этого заведения.

— Мария! Ещё бутылку! — скомандовал он. — И хорошей закуски! Как ты господ угощаешь?

«Господа» поёжились, вспомнив о тощих кошельках, а Максим сухо спросил:

— Как вы попали в Америку?

— После разгрома, который вы учинили в Крыму, сам не заметил, как очутился на борту парохода, — охотно и с той же громкостью информировал Игорь Вадимович. — Очухался только в Нью-Йорке. В кармане ни гроша, только знание трех языков. Если б не языки — пропал. А сейчас, сами видите, небольшое, но собственное дело.

Штабс-капитан был грубоват, прямодушен и обладал широкой натурой: кутить так кутить!

— Все эмигранты такие?

— До нападения фантастов всякие заглядывали на огонек. Каждый раз кончалось дракой. Сейчас не то, Национальная слава не ведает границ.

— Слава славой, — не отставал Максим. Под отменную закусь у него развязался язык. — Но сами служили у барона Врангеля? Что вы сейчас об этом думаете?

— Полагаете, я дурак? Слуга покорный! Отлично разумею, кто вы, как и вы — кто я. Зачем обращаться к политике? Это был бы последний разговор, а мне хочется побеседовать по-русски…

Видно оправдываться он считал ниже достоинства, тем паче ханжить, а симпатий своих не скрывал, и они подавили хозяйскую выгоду.

— Мария! Счет! — возгласил Пухов и тут же демонстративно порвал. — Сегодня вы у меня в гостях. Милости просим, заходите. Рекламы делать не буду. Для дорогих земляков скидка «фифти-фифти», то есть из пятидесяти процентов.

— Фифти-фифти означает пополам и ещё вничью, — весело уточнил Рудых, когда возвращались в отель на такси. — Почему бы не ува́жить ещё раз, если такая льгота.

Водитель недоуменно оглянулся, а Максим не предполагал, что наутро ему снова придется вспомнить это выражение при совсем иных, не таких забавных обстоятельствах.

Занятия в учебном центре проводились уже на «столе атаки». Так назывался тренажер в комплексе из трех кабинетов. Одним, из них заведовал петти-офисер Льюис Грум, другой был оборудован в виде центрального поста подводной лодки, а посередке размещалась агрегатная вместе с полупрозрачным горизонтальным планшетом. На нем вспыхивали небольшой крестик и точка, которые перемещались в едином масштабе, показывая «маневрирование» противоборствующих сторон. Если положить на планшет кальку и отмечать на ней карандашом расположение светящихся условных знаков, возникала схема, дающая полное представление об уровне подготовленности корабельных экипажей.

Утром здесь появился Патрик Доэрти, который пришел со свитой и держался так, будто у него был нескромный чин, соответствующий нашему капитан-лейтенанту, а куда выше.

— Класс выглядит прекрасно, Грум, — похвалил он петти-офисера, и тот расцвел:

— Мы постарались, сэр.

Затем гость дружески хлопнул Максима по спине:

— Мы хотим кое-что вам предложить. Не возражаете, если я сам буду играть за командира сабмарины? Прошу вас, задайте мне перцу.

Сопровождающие отреагировали на шутку бурным восторгом и тотчас стали биться об заклад, как на скачках. Впрочем, не Максим был у этих заядлых игроков в фаворитах. Мальчишка-энсайн, то есть младший лейтенант, скрываясь последним в дверях агрегатной, иронически выразил наилучшие пожелания. Рудых окончательно понял, что результат состязания им предрешен.

— Ну, «сэр Захар», теперь держись. На нас глядит не только вся Европа!