— Уточняю, мне не пришлось быть рядом с командиром в момент, когда он вызвал огонь на себя, только потому, что находился в госпитале. — Клевцов моментально ухватил подспудный смысл вопроса. — Какой он ни был по своему характеру, с ним побеждали и возвращались. А как было бы с другим командиром, еще неизвестно. Сколько раз бывало — уходили ребята на задание, и концы в воду.
— Пожалуйста, не обижайся, но зачем рассказывать о характере, если он вызвал огонь на себя? — Пекочинский хотя и сбавил тон, но продолжал гнуть свою линию.
— Гибель отряда ничего не меняет. Противник был не дурак. Убежден, что наш командир и тогда сделал всё, что только возможно.
— Стоит ли тогда уточнять про его характер? Похоже на сплетни, и больше ничего.
— Вот как? Прошло всего несколько лет, а у вас уже все герои на одно лицо: «не знали страха в борьбе» — и кончен разговор. К чему нам «жития святых»? Что в них поучительного для атеистов?
— Пусть так, но тогда расскажи про Осотина, — вмешался Артём Чеголин. — Он тоже герой или просто болтун?
— Ни то, ни другое. Не трус, воевал… Выра ценит.
— Тогда почему он тебя боится?
— Не любишь боцмана? — спросил Клевцов.
— Не хотел бы я с ним дальше служить…
— Сие от нас не зависит. Хотя, как теперь часто пишут: «в разведку его бы не взял».
— Как? — возмутился Пекочинский. — Сам утверждал, что ходил с ним на задания.
— Думаете, был выбор? Присматривались, конечно. При комплектовании групп учитывали личные качества. Алгебраическая сумма всегда оставалась положительной.
Клевцов рассмеялся, взглянув на квадратные глаза собеседников. Те же не то чтобы не верили, они представить себе не могли, чтобы какая-то «сумма» имела значение при действиях в тылу у противника. Как брать человека в разведку, если ясно, что брать нельзя? Часто бывает, что задним числом люди принимают следствие за аргумент. Ведь ясность возникает в результате поступков, не до них. Прогноз поведения человека в тех или иных обстоятельствах штука тонкая и оправдывается не чаще метеобюллетеней. Клевцов не стал вдаваться в дебри психологии. Он был практиком и потому затруднялся сформулировать принципы комплектования разведывательных групп.
— Верили в силу коллектива. И еще помогал естественный отбор. Погоду делали те, на кого можно положиться…
Странный получился разговор, странный и тягостный. Кто спорит? Без прошлого нет настоящего и не может быть будущего. Но какая память благотворней: живая или торжественная? Бронза и мрамор гладки и безупречны, им отдают почести, и это правильно. Однако получалось, что нельзя сопереживать облегчённым, благопристойно изваянным символам. Ветераны смеялись в кино. Но разве не правильнее поманить только хорошее? А ветераны с их порою жестокой правдой постепенно уступят место другим поколениям.
— Человек всегда человек, — возразил Клевцов. — Меньше неожиданностей, больше стойкости.
— Для того существуют славные боевые традиции, — строго заметил Пекочинский.
— Ты опять про то, как не знали страха в борьбе?
— Но еще существуют легенды, — вступился Чеголин. — Кто верит, что Данко зажег свое сердце? А оно светит.
— Штабной документ о гибели корабля в бою тоже назван «легендой», — сказал Виктор. — Спросите у капитан-лейтенанта Выры. Он хорошо знает одну из таких легенд.
—
—
«Близок? Как бы не так!» — думал капитан-лейтенант Рудых. Проклятая мелодия крутилась в его мозгу, словно заезженная пластинка, а напевать дальше нельзя. Еще накличешь беду.