Море и берег

Вот оно что. Несколько часов ходим по кораблю. Это вовсе не легкая прогулка. Вниз и вверх по трапам, наклонным и отвесным. Им нет конца. Вот когда получаешь истинное представление о громадности крейсера. Он производит внушительное впечатление и на рейде. Но тогда большая часть его корпуса находится в воде. А ведь ниже ватерлинии тоже много различных помещений.

Мне хочется схватить общую картину происходящего на корабле. Но чувствую, что больше всего внимания обращаю на краснофлотцев, занимающихся очисткой корпуса, или, говоря иначе, окирковкой. Нерадостная, нудная и очень медленная работа. Это ведь сколько надо недель, чтобы люди прошлись молотками и щетками по всему корпусу крейсера! Из-за окирковки, которая целиком возложена на экипаж корабля, могут задержаться монтажные и другие работы. И заводские специалисты тогда скажут: «Мы свое сделали бы, да вот вы не успели». Нет, с такой кустарщиной далеко не уедешь. А где выход?

Вечером обмениваемся мнениями с военкомом корабля батальонным комиссаром Валерианой Андреевичем Мартыновым. Решаем собрать на совет командиров боевых частей.

Один за другим входят они в каюту, рассаживаются, кто на чем. В основном это корабельные старожилы. Понимаю, что надо щадить их самолюбие, и потому о своих впечатлениях говорю возможно мягче. Но, видимо, зря дипломатничаю.

— Эта окирковка всем нам стоит поперек горла, — первым подает голос капитан-лейтенант Сергиевский. — Но что делать? Сколько помню, моряки всегда выходили на нее с молотком и щеткой.

— Ручной молоток и ручная щетка — это одно, а механический молоток и механическая щетка — совсем другое.

Все оборачиваются к офицеру, который высказался так загадочно. Он невысок, черняв, с темными задумчивыми глазами. Мне он уже знаком. Это командир дивизиона живучести военинженер 2 ранга Айзин. Оказывается, его уже давно занимает проблема окирковки.

— Есть одна возможность ускорить процесс, — говорит Айзин. — Надо механизировать труд краснофлотцев. Кое-какие соображения у меня имеются, но не все еще додумано до конца.

Арон Бентионович Айзин слыл на корабле неутомимым рационализатором. Инженер с творческой жилкой. Недаром впоследствии, пройдя многие ступени флотской службы, он возглавил технический отдел флота. На совете офицеров мы поручили ему руководство корабельными рационализаторами. Пусть все они думают над тем, как ускорить и облегчить ремонтные работы.

Запомнилось выступление Мартынова. Он предложил обратиться за помощью к коммунистам и комсомольцам. Это и было сделано на проведенных вскоре партийном и комсомольском собраниях.

В те дни офицерам крейсера пришлось провести немало бесед с краснофлотцами и старшинами. Подходишь к группе работающих в каком-нибудь корабельном помещении, спрашиваешь:

— Тяжело, товарищи?

— На тяжесть не жалуемся. А вот медленно дело идет. Плавать — не то что пылиться у заводской стенки.

После такого вступления разговор переходил на конкретные темы — где чего не хватает, какие участки отстают. Нередко тут же находили и выход из положения.

Вскоре темп работ стал выше, и что самое главное — пошел поток самых разных рационализаторских предложений. В береговой казарме пришлось выделить помещение — кабинет рационализатора. Здесь вечерами, а иногда и днем собирались подопечные Айзина, горячо спорили, делали расчеты и чертежи. Из краснофлотцев здесь чаще всего можно было видеть таких смышленых ребят, как Спитченко, Шишков, Казак.

Из того, что сделали корабельные умельцы, мне более всего запомнились два творения. Первое — электрощетка. Переносная, компактная, из жесткой стальной щетины, она оказалась весьма удобной для сдирания ржавчины с корпуса крейсера. Второе — механический молоток, наподобие пневматического шахтерского отбойного молотка. После опробования первых образцов наши мастера вместе с заводскими специалистами размножили их. Проблема злополучной окирковки была решена.

Возложенные на экипаж работы пошли быстрее. А заводские специалисты действовали в прежнем невысоком темпе. В машинном отделении лежали без движения части разобранных агрегатов, насосов, со дня на день откладывался монтаж оборудования котлов. Докладывая об этом, Александр Фомич Трифонов хмурился:

— Выбиваемся из графика.

Я попросил его изложить на бумаге претензии к заводу, и мы пошли к директору Н. М. Сургучеву.

— Понимаю вас, товарищи, — сказал Сургучев. — Но и вы нас поймите. Мастера брошены на «Парижанку». А вы у нее, так сказать, в кильватере.

Опять тот же разговор о первоочередности ремонта линкора «Парижская коммуна». Большому кораблю, конечно, большое плавание. Но ведь и крейсер — единица немалая. Не в интересах флота долго держать его у заводского причала.

Я знал, что флотские дела всегда близко к сердцу принимал первый секретарь Севастопольского горкома партии Борис Алексеевич Борисов, сам в недавнем прошлом военный моряк. А что, если пойти к нему? И вот я в горкоме партии.

Узнав о цели моего визита, Борис Алексеевич развел было руками, но я перешел в наступление: