Море и берег

По-прежнему держим полный ход. Вот мы уже догнали «Грузию», шедшую параллельным курсом, и начали удаляться от нее. Судно, естественно, не могло развить такой скорости. Но мы довольны, что облегчили его участь.

После нескольких безрезультатных атак самолеты улетели в сторону Крыма. Видимо, израсходовали запас бомб. Но не прошло и получаса, как в небе появились новые группы «юнкерсов». Эти атаковали гораздо упорнее. Идя двумя эшелонами — один выше, другой ниже, — они прорывались сквозь зенитный огонь и выходили на боевой курс. Командир крейсера, стоя у машинного телеграфа, внимательно следил за самолетами. И как только от них отрывались бомбы, он подавал команду на руль. Крейсер кренился, уходя в сторону от опасного места. На большом ходу даже у такого крупного корабля повороты весьма резки.

Оглядываюсь на эсминцы. Они тоже расчетливо уклоняются [129] от бомб. Им, правда, делать это легче вследствие более высокой маневренности.

Сумерки вынудили бомбардировщиков уйти. Но появилась более серьезная опасность — торпедоносцы.

В двух группах торпедоносцев, которые, летя низко над водой, шли в атаку на крейсер и эсминцы, сигнальщики насчитали семь самолетов. Одновременно с открытием огня корабли повернули, приводя самолеты за корму. Это проверенный тактический прием: при встрече с торпедоносцами не подставлять под торпеды борт, маневрировать так, чтобы вероятность их попадания в корабль оказалась наименьшей.

Самолеты все ближе. Ревя моторами, они проносятся над головой. Два пузырчатых следа от сброшенных торпед тянутся к кораблю. Взгляд прикован к ним. Тяжелые секунды. Наконец вырывается вздох облегчения — торпеды проносятся мимо.

В то же время сигнальщики докладывают: самолеты разворачиваются для новой атаки. И все повторяется сначала.

Пожалуй, впервые мы встретили таких настойчивых вражеских летчиков. Не отступают, лезут на огонь. Но командиры наших кораблей, все моряки противопоставили им более высокую выдержку и мастерство, сведя на нет упорные и неплохо организованные атаки торпедоносцев.

В течение двух часов мы отбивали налеты фашистской авиации и несколько нарушили график своего движения. Увеличиваем ход, чтобы наверстать упущенное. Считаю необходимым поблагодарить командиров кораблей и экипажи за успешное отражение воздушных атак. По отряду передается сигнал: «Флагман выражает свое удовлетворение вашими действиями».

Под покровом ночи корабли приблизились к Севастополю. На фарватере, ведущем ко входу в базу, все внимание сосредоточиваем на точности курса — ведь справа и слева мины.

Крейсер уже подходил к боновым воротам, когда один из сигнальщиков заметил в темноте вражеский самолет. Торпедоносец! Он был обнаружен уже в тот момент, когда сбрасывал торпеду.

Весьма коварная атака. Не случайно фашистский летчик выбрал для нее именно это место. Здесь крейсер не [130] имел возможности свободно маневрировать. Противник рассчитывал, конечно, и на то, что у походной вахты, которая занята проводкой корабля по фарватеру, бдительность будет несколько ослаблена. К счастью, враг промахнулся. Торпеда, пройдя за кормой крейсера, взорвалась у берега в районе херсонесского монастыря.

Было 23 часа 30 минут, когда «Ворошилов» вошел в Северную бухту и ошвартовался у отведенного ему причала. Эсминцы повернули в Южную бухту.

Мне надлежало явиться к командующему флотом. Когда я отходил на катере от борта крейсера, по сходням, перекинутым с корабля на причал, непрерывной цепочкой шли бойцы морской пехоты. Поднятое корабельной стрелой, плыло в воздухе артиллерийское орудие...

Вице-адмирал Ф. С. Октябрьский внимательно выслушал мой доклад и на прощание сказал:

— Учтите, что это не последний ваш поход сюда. Анализируйте тактику противника, думайте над тем, что ей противопоставить. А теперь поторопитесь на причал. Задерживаться с выходом нельзя.

Когда я возвратился на крейсер, из кубриков еще продолжали выходить бойцы морской пехоты. Из внутренних помещений выносили на палубу ящики со снарядами и патронами. Ящиков было более трех с половиной тысяч. По лоткам их спускали на стенку. На юте с помощью кормовой стрелы и на шкафуте самолетно-барказным краном поднимали и переносили на причал автомашины, повозки, пушки. Все это делалось в абсолютной темноте, без шума. Доносились только отдельные приглушенные фразы.

— Осторожно, не бросать. На стенке — быстрее принимать! — Это относилось к тем, кто был занят разгрузкой боеприпасов.

— Выбирай! Стоп! Трави! — командовал боцман у крана.

Поднимаюсь на мостик, оглядываюсь вокруг. Нигде ни огонька. Только там, где проходит линия обороны, взлетают ракеты. В бухте и на берегу изредка падают снаряды. Над головой гудит мотор невидимого самолета.

Неприятель знает о приходе наших кораблей. Но ему неизвестно, где мы разгружаемся. Снаряды он посылает наугад. Они не приносят нам вреда, лишь действуют на нервы. [131]