Море ясности

Новые кварталы наступали на старую слободу, и она, как древняя старушонка, оборонялась от них кривой своей клюкой. Было ясно — дни ее сочтены, и никто не пожалеет о ней, а если и вспомнит, то для того только, чтобы сказать с удивлением:

— И как мы только жили в таких хибарках?

Володя давно не бывал здесь. Сколько прибавилось новых домов, сколько еще кранов взметнуло свои ажурные стрелы, пока он лежал в постели! Мальчики остановились и полюбовались работой самоходных кранов.

— Вот бы забраться, весь город видно, — сказал Володя.

— А я лазил один раз.

— На самый верх?

Васька неохотно сознался:

— Немного недолез. Вышел из будки дядька и прогнал. Ну, пошли, чего тут не видели…

На пустыре, недалеко от оврага, паслась очень высокая серая лошадь. Передние ноги ее были спутаны для того, чтобы она не могла далеко уйти.

Медленно передвигаясь, лошадь щипала мелкую травку. Заметив мальчиков, она скосила на них большой блестящий глаз и подвигала ушами.

— Прислушивается, — сразу начал хвастать Васька. — Она меня знает. Я часто на ней прокатываюсь.

Он и в самом деле смело подошел к лошади и покровительственно похлопал ее по шее.

— Ну, здорово, Машка. Прыгаешь?

Лошадь фыркнула.

— Вот, видишь. Да ты ее не бойся. Я, если захочу, у нее под брюхом пройду. Она понимает, что ты со мной.

Он разыгрывал роль хозяина конюшни, показывающего приятелю свою любимую лошадь.

— Я и не думаю бояться, — ответил Володя и нахмурился, потому что сказал неправду.

Он боялся, и еще как боялся-то. Но скорее он согласился бы тоже пройти под брюхом у лошади, чем сознаться в этом.

Откуда же ему, городскому мальчику, знать лошадей. Он мог перечислить все марки автомобилей и мотоциклов, рассказать, какие бывают самолеты и радиоприемники. А лошади? Единственная лошадь, с которой он до сих пор имел дело, была его собственная, недавно раскрашенная под тигра, деревянная лошадка.

— Чего мне бояться, — повторил он и, затаив дыхание, подошел к лошади.

Она оказалась необычайно большой, наверное, только очень немного поменьше, чем слон.

Володя осторожно приложил руку к шее лошади.

Кожа под его рукой мелко задрожала. Володя отдернул руку. Совсем не потому, что он испугался, а просто от неожиданности. Но Васька презрительно скривил губы.

— Некоторые слонов боятся, некоторые лошадей, — сказал он и начал выбирать репьи из лошадиной гривы.

Не говоря ни слова, Володя побледнел и вдруг, согнувшись, пробежал под животом лошади.

— Молодчик, — одобрительно сказал Васька. — Посмотрим, как ты верхом поскачешь. Я-то уже скакал.

— А я не видел этого.

— Подсади-ка меня, — скомандовал Васька.

И вот он уже сидит верхом и, вцепившись в гриву руками, колотит босыми пятками по лошадиным ребристым бокам, подскакивает, совсем как всадник на головокружительном галопе.

— Но, Машка! Ух ты! — орал он с таким диким восторгом, словно престарелая кобыла вдруг встрепенулась и птицей понеслась, едва касаясь земли.

Володя подумал, что, может быть, и в самом деле Ваське кажется, что он скачет, перегоняя ветер. Может быть, стоя на земле, не испытываешь этого чувства восторга, свойственного только наездникам?

Но, по-видимому, сама кобыла тоже ничего не испытывала. Она по-прежнему равнодушно пофыркивала, не спеша перебирала ногами и пощипывала травку. Только когда разгорячившийся наездник начинал очень уж егозить и подскакивать на ее спине, она взмахивала тощим хвостом и хлестала его по длинным шароварам.

— Ух, ты! — задыхаясь, словно в самом деле тугой ветер хлестал в лицо, орал Васька. — Давай, милашка! Чтоб тебе сгореть! Давай, давай! Нажимай!..

Вот это игра! Не то что на деревянной лошадке!

Володя бегал вокруг лошади и тоже кричал что-то, уже совершенно непонятное.

Наконец Васька устал от этой бешеной скачки. Он с Володиной помощью соскочил на землю. Лицо его было красно, как и волосы, взмокшие от пота. На каждой веснушке тоже сидело по блестящей капельке пота. Он так раскалился, что от него веяло жаром, как от чугунной печки.

— Видал? — спросил он, переводя дыхание.

Он задрал на животе майку и обтер разгоряченное лицо.

— Ну, садись теперь ты. Хватайся за гриву…

И вот Володя взбирается на лошадь. Ему кажется, что он сидит на доске, такая у нее оказалась острая спина. Поглядел вниз. Ого, как высоко! Когда стоишь внизу, так не кажется. И сидеть, широко раскинув ноги, тоже не особенно удобно.

— Ну, держись! — командует Васька, и Володя уверен, что сейчас начнется удивительный полет. Спина его вдруг холодеет, а в груди все сжимается от восторга, и от страха, и от решимости победить страх.

Вспотевшими от волнения руками он цепляется за жесткую гриву и хриплым голосом отчаянно вскрикивает:

— Ух, ты! Пошла!

Васька суетится внизу и тоже орет и размахивает какой-то хворостиной.

И Володя вдруг почувствовал, что старушка лошадь вдруг ударила о гулкую землю тяжелыми копытами и взмыла в воздух.

Все вокруг: и ближний лес, и поляна, и небо — все вдруг закачалось и мгновенно провалилось куда-то вниз. Володе показалось, что его забросило прямо в середину мягкого облака, отчего все тело мгновенно покрылось горячей влагой.