Море ясности

Этого последнего увлечения своей бабушки Павлик не разделял. В кино надо было сидеть спокойно, а он этого не умел. Больше пяти минут он не выдерживал. А так как характер у него был веселый, то он не мог сидеть в темноте и смотреть, как на экране что-то происходит без его участия. Он не выносил одиночества, ему требовалось общество.

Но не все зрители разделяли эти его желания. Чаще всего они жаловались на него директору кино. И вдруг было объявлено, что зрители с маленькими детьми в зал не допускаются. Это был удар для бабушки. Она слегка поскандалила с билетершей и, ничего не добившись, вышла из кино и бессильно присела на скамеечку у чьих-то ворот.

А Павлик между тем прогуливался по тротуару и забрел очень далеко от того места, где бабушка медленно приходила в себя. Когда, наконец, она начала соображать, что творится вокруг, то прежде всего хватилась внука.

Павлика нигде не было.

Она всполошилась. Бросилась в одну сторону, в Другую, добежала до угла, и тут она должна была прислониться к стенке и перевести дух. Ее внук сидел на руках у милиционера и пытался завладеть полосатой палочкой.

Сгоряча бабушка бросилась к нему. Конечно, не очень-то стремительно она бросилась — не те годы, чтобы бросаться. Она думала, что бросается, когда, раскачиваясь из стороны в сторону, она двигалась вперед. А пока она раскачивалась, милиционер дошагал до своего отделения и скрылся там вместе с Павликом.

К этому времени бабушка окончательно пришла в себя и поняла, что все получилось очень хорошо. Теперь вся милиция охраняет ее внука и несет за него полную ответственность. Она была городская, житейски грамотная бабушка. Она отлично разбиралась во всех гражданских правах и обязанностях.

Сообразив все это, она отдохнула и спокойно пошла в кино. Когда окончился сеанс, она тут же из автомата позвонила в отделение милиции. Охая и причитая, она спросила, не попадался ли им мальчик в коричневой меховой шубке, подпоясанной красным пояском.

— Такой уж он у нас непоседливый, такой вертолет, стоит на минутку отвернуться, как уже его и нет… Искали его, искали, все ноги оббили, спасибо, добрые люди надоумили…

А Павлик отлично проводил время в детской комнате и ни за что не хотел уходить домой. Здесь ему все очень нравилось: и ковер на полу, и всевозможные игрушки, а главное, старая милицейская палочка.

Как уж было сказано, человек он был очень жизнерадостный, считавший, что все на свете принадлежит ему. Дома это его мнение не всегда встречало поддержку, а здесь он оказался властелином всего, что только замечали его быстрые глаза. Захотел палочку — дали, потребовал милицейскую фуражку — где-то нашлась старая — дали. Об игрушках и говорить нечего. Вот это жизнь!

Через несколько дней, когда Павлик с бабушкой очутился около кино, он не долго раздумывал. По знакомой дорожке добежал до постового милиционера, и тот, признав знакомого нарушителя порядка, отнес его в детскую комнату.

В третий раз Павлик, не обнаружив постового на его постоянном месте, не растерялся, а сам, прямым ходом направился в отделение. Бабушка стояла за углом и напутственно помахивала рукой. Убедившись, что внук вошел в знакомую дверь, она поспешила в кино. А потом так и пошло. Раза два-три в месяц Павлик отправлялся в милицию, а бабушка в кино.

Однажды дежурный сделал ей замечание.

— Плохо наблюдаете за внуком, гражданка, — с официальной строгостью сказал он, — который раз теряете.

У бабушки по румяному лицу пробежали многочисленные лучики морщинок, таких улыбчатых и светлых, словно весенние ручейки под солнцем. Она вдруг сделалась до того похожей на своего внука, что суровый начальник не выдержал. Он засмеялся и сказал вовсе уж не официально:

— Да ну вас…

— Вот так я сюда все хожу и хожу, — лепетал Павлик. — А бабушка все говорит: «Ну, я теперь за Павлика спокойна». А когда ты вошел, я подумал: медведь. А это у тебя такая шуба лохматая, как собака…

И хотя Васька, занятый своими невеселыми мыслями, ничего не ответил, Павлик все продолжал что-то болтать и заливаться своим серебряным смехом.

А тут, наверное, кончился сеанс в кино, и бабушка явилась за своим внуком. Сразу было видно, что пришла Павлушкина бабушка — она была такая же маленькая и очень разговорчивая.

— Что это ты такой большой и потерялся? — спросила она у Васьки.

— Он не потерялся, он по делу, — пояснил черноусый дежурный, стоя в дверях.

— Смотри-ка, такой маленький и уж по делу? — опять удивилась она, рассматривая Ваську своими прищуренными веселыми глазками.

— Родители у тебя есть?

— Есть.

— Смотри-ка. И учишься?

Васька только шмыгнул носом и ничего не ответил. Подумаешь, все ей надо знать. Но бабушка продолжала свои расспросы.

— В какой школе учишься-то, паренек?

Узнав, в какой школе, она захотела узнать, как зовут учительницу. Тут уж Ваську прорвало:

— А вам-то зачем это знать?

— Да, пожалуй, и не говори. Я и сама знаю: учительницу твою зовут Мария Николаевна.

— Это моя мама! — закричал Павлик. — Хочу к маме!

Васька растерялся, а бабушка уже переключилась на внука.

И, одевая его, она не переставала говорить: