Море Осколков

— Я однажды сказал тебе, что правда — дело хорошее, вот только она у каждого своя. Моя правда в том, что король Атиль — железный человек, а железо твердое, а если наточить — то и острое. Вот только не гибкое. Не гнется, а сразу ломается. А иногда от человека требуется гибкость.

— Он никогда бы не заключил мир с ванстерцами.

— А нам нужен был этот мир. Без них мы бы остались одни против полумира.

Бранд медленно кивнул: что ж, головоломка сложилась.

— Атиль бы принял вызов Горма.

— Да. И сразился бы с ним, ибо гордость не позволила бы отступить, и погиб, ибо он слабеет с каждым годом. Я обязан оберегать короля. Для его собственного блага и для блага страны. Нам нужны союзники. И мы отправились на поиски союзников. И я их нашел.

Бранд припомнил, как служитель стоял над огнем и бросал в горшок засушенные листья.

— Вы его отравили. Вашего собственного дядю.

— У меня нет больше дяди, Бранд. Я отказался от семьи, когда вступил в Общину.

И Ярви снова прищурился:

— Иногда великое благо приходится сшивать из маленьких зол. Служитель не может позволить себе роскоши творить одно лишь добро. Служитель должен печься о высшем благе. И выбирать меньшее зло.

— Имеющий власть всегда держит одно плечо в тени, — пробормотал Бранд.

— Так и есть.

— Я понимаю. Я не сомневаюсь в вас, но…

Отец Ярви растерянно поморгал, и Бранд с удивлением понял, что никогда не видел его удивленным.

— Ты что же… отказываешь мне?

— Матушка наказывала мне пребывать в свете.

Некоторое время они сидели, глядя друг на друга, а потом на лице отца Ярви проступила улыбка:

— Я восхищаюсь тобой, Бранд. Ты молодец.

И он встал, и положил руку ему на плечо:

— Но если Матерь Война раскроет свои крылья над морем Осколков, все земли погрузятся во тьму.

— Надеюсь, что нет, — твердо сказал Бранд.

— Ну что ж. — Отец Ярви отвернулся. — Ты знаешь, как оно с ними случается, с надеждами.

И он пошел обратно в дом, а Бранд остался сидеть в тени дерева и мучиться мыслями, правильно он поступил или нет.

— Мне нужна помощь! — позвала из кузни сестра.

Бранд встрепенулся и встал:

— Иду!

Буря идет

Колючка шагала по песку, закинув табурет на плечо. Начался отлив, и ветер свистел над мокрым песком, рваные облака бежали друг за другом по синюшному небу.

Вокруг тренировочной площадки стояла плотная толпа, все орали, а когда она, прокладывая себе дорогу, отпихивала их с дороги, сердито огрызались, а увидев, кто их толкнул, быстро замолкали.

Она поставила табурет рядом с копьем в углу.

Двое парнишек, обменивавшихся ударами, замялись и вытаращились на нее. А она перешагнула через табурет и решительно уселась на него.

Мастер Хуннан нахмурился:

— Избранный Щит королевы почтила нас своим присутствием!

Колючка подняла руку:

— Прошу, не надо аплодисментов.

— Здесь могут находиться только воины Гетланда и те, кто готовится стать воинами Гетланда!

— Эт точно. Но несмотря на это, среди вас, может, и найдется пара достойных воинов, я уверена. Но вы продолжайте, продолжайте, я вас не задерживаю.

— Еще б ты задерживала! — гаркнул Хуннан. — Хейрод, ты следующий!

Поднялся широкоплечий крепыш с розовыми пятнами на пухлых щеках.

— И ты, Эдни.

Ей было лет двенадцать, не больше. Худющая и низенькая. Но держалась она молодцом и встала в позицию, хотя щит ей был явно великоват и болтался в руке.

— Начинайте!

Никаким искусством здесь и не пахло. Мальчик пошел в атаку, пыхтя как бык, Эдни ударила его по плечу, он просто отмахнулся от ее меча, налетел на нее и повалил на землю. Щит слетел с ее руки и укатился колесом по песку.

Мальчик поглядел на Хуннана, ожидая, что тот объявит об окончании схватки, но наставник молча смотрел на него. Хейрод сглотнул, шагнул вперед и неохотно попинал Эдни. И только тогда Хуннан поднял руку и приказал остановиться.

Колючка смотрела, как девчушка поднялась, утирая текущую из носа кровь. Девчушка храбрилась изо всех сил. И тут Колючка вспомнила, сколько раз ее здесь валяли по песку, сколько пинали, как смеялись над ней. Подумала о своем последнем дне здесь и об Эдвале, умершем от ее деревянного меча. Да уж, наверняка мастер Хуннан рассчитывал, что она это припомнит.

Тут он — удивительное дело! — улыбнулся. Нехорошо так улыбнулся.

— Ну и как тебе поединок?

— Мальчишка — кабан кабаном. Драться не умеет вообще.

И она зажала одну ноздрю и смачно сморкнулась на песок.

— Но это не его вина. И он, и она учились у одного и того же учителя. И вот ему должно быть стыдно за эту схватку.

По рядам воинов пробежал шепоток, и улыбка быстренько изгладилась с лица Хуннана, уступив место привычной хмурости:

— Ну если ты такая умная, может, покажешь нам, как надо?

— Именно за этим я сюда и пришла, мастер Хуннан. Мне-то нечему у тебя учиться, как ты понимаешь.

И она указала на Эдни.

— Я забираю ее.

И она показала на девочку постарше, крупную и очень серьезную:

— И ее.

И еще на одну девчушку с очень бледными глазами.

— И ее. Вот им я покажу, как надо. Я буду учить их каждый день, и через месяц мы вернемся и увидим то, что увидим.

— Это что же выходит? Заявилась сюда и забираешь моих учеников? Не будет такого!