Море Осколков

Ничто обрезал свои косматые лохмы до короткой седоватой поросли, начисто сбрил кустистую бороду. Взгляду открылись резкие, безжалостные черты угловатого лица — поломанного и сросшегося тверже прежнего, огрубелого от труда и непогоды, в отметинах и шрамах от боев и побоев. Оборванец, кожа да кости, исчез, и на его месте стоял воин из железа и дуба. Только глаза, голубые и глубоко засевшие в глазницах, были все те же.

В них по-прежнему горел тот самый огонь, на грани безумия. Полыхал как никогда жарко.

И Ярви вдруг потерял уверенность, что за человек сейчас перед ним — тот, с кем он дрался, с кем путешествовал, с кем ночевал. Перестал понимать, что же такое он привел с собой в Гетландскую цитадель, прямо к Черному престолу.

Охваченный внезапным сомнением, Ярви растерянно оглядел зал. Молодые гетландские бойцы по-прежнему непокорно роптали. Но с людьми постарше при виде лица Ничто произошла необъяснимая перемена.

Отвисли челюсти, задрожали клинки, глаза расширились, и на некоторых проступили слезинки. Божба слетала с перекошенных губ. Одем побледнел еще сильней, чем при первом взгляде на Ярви. Смертной бледностью человека, который зрит гибель сотворенного мироздания.

— Что за колдовство? — прошептал Ральф, но у Ярви не имелось ответа.

Посох эльфийского металла выскользнул из поникших пальцев матери Гундринг и стукнулся об пол. Эхо от удара гасло, перетекая в удушливую тишину.

— Атиль, — негромко ахнула она.

— Да. — И Ничто обратил безумную улыбку к Одему. — Удачно встретились, братец.

И стоило этому имени прозвучать, как до Ярви дошло, насколько эти двое мужчин похожи, и мороз пробрал его до кончиков пальцев.

Его дядя Атиль, чье несравненное умение до сих пор с восторгом поминали воины на боевых упражнениях. Чье тело утопленника так и не выбросили соленые воды. Чей курган так и высился пустым над бичуемыми ветром дюнами.

Дядя Атиль стоял за него все эти месяцы.

Дядя Атиль встал сейчас перед ним.

— Это расплата, — сказал Ничто. Сказал Атиль. И сделал шаг вперед с мечом в руке.

— В Зале Богов нельзя проливать кровь! — заголосила мать Гундринг.

Атиль лишь улыбнулся.

— О моя служительница, ничто не любо богам так, как кровь. Где же еще проливать ее, как не здесь?

— Убейте его! — заверещал Одем, всякое спокойствие в его голосе исчезло — вот только никто не бросился выполнять приказ. Никто не проронил даже слова. — Я — ваш король!

Но власть — вещица хрупкая. Медленно, осторожно, словно по воле единого разума, воины одновременно попятились и встали полукругом.

— На Черном престоле сидят в одиночку, — промолвил Атиль, зыркнув на пустое кресло на помосте.

У Одема задергались скулы, когда он обвел взглядом мрачные лица обступивших его: своей стражи и головорезов-наемников, матери Гундринг и Ярви, и, наконец, Атиля, столь схожее с его лицом, но пережившее двадцать лет нескончаемых ужасов. Он презрительно фыркнул и сплюнул под ноги брату на священные плиты.

— Значит, так тому и быть. — И Одем, в сердцах оттолкнув оруженосца, выхватил у него свой щит — золоченый, с искристыми драгоценными камнями по краю.

Ральф подал свой щит, но Ничто покачал головой.

— В свой черед пригодится и дерево, но теперь слово за сталью. — И взмахнул клинком — тем самым, обыкновенным, который пронес через просторы и глушь. Отточенная сталь просияла морозным блеском.

— Тебя долго не было, брат. — Одем поднял свой меч, выкованный для отца Ярви, с золотой рукоятью и навершием слоновой кости. По зеркально-гладкому клинку сбегали приносящие удачу руны. — Давай-ка обнимемся.

Он метнулся вперед с таким скорпионьим проворством, что Ярви успел только охнуть и отшатнуться назад, уклоняясь от стремительных движений дяди. Одем хлестнул мечом в выпаде, затем снова, вверх, вниз, с придыханием нанося удары, способные разрубить человека надвое. Но каким бы быстрым и смертоносным он ни был, брат был быстрее. Как дымок в бешеный шквал, Атиль порхал, крутился, изворачивался — и светлая сталь кромсала воздух, не наградив его ни одним поцелуем.

— А помнишь, как мы в последний раз попрощались? — спросил Атиль, оттанцовывая в сторону. — В бурю, на носу отцовского корабля? Как я насмехался над штормом, с верными братьями за спиной?

— Тебя никогда не заботило ничего, кроме своего смеха! — Одем снова напал, рубя слева и справа. Его охрана, стоя настороже, вовремя отступила. Но Атиль откатился невредим, даже не подняв меча.

— За это вы с Атриком и бросили меня в соленые волны? Или ему захотелось отнять мое первородство? Чтоб тебе потом отнять уже у него?

— Черный престол — мой! — Меч Одема превратился в сверкающую дугу над его головой. Но Атиль поймал его своим, и раздался оглушительный звон. Он ухватился за Одемов щит, и на миг дядья Ярви оказались сцеплены вместе, под скрежет клинков. А потом Атиль наклонил плечо и дернул щит кверху — окованный край треснул Одема в челюсть. Атиль крутанул другим плечом и отбросил Одема прочь — стукнув каблуками по камню, тот повалился на стоявших сзади бойцов.

Его оттолкнули, и Одем нырнул за щит, но Атиль просто стоял в центре круга.