Море соблазна

– Рыженькая, эй! – Ненавистная кличка заставила ее прибавить шагу, и лишь горячая властная рука остановила это слепое движение. – Дом в противоположной стороне, слышишь?

Зловонное дыхание и грубые руки душили ее, и, сколько Фелисити ни билась и ни кричала, вырваться она не могла. Тогда она стала умолять, просить, но напрасно: человек лишь смеялся и все глубже втягивал ее в водоворот переплетенных рук и ног.

– Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! – кричала и не могла докричаться Фелисити.

Неожиданно ее подняли горячие сильные руки, и даже сквозь страх и сон девушка узнала знакомый и желанный запах того, кто ее держал.

– Рыженькая. Рыженькая, проснись, это только дурной сон!

Голос был спокоен и ласков, он давал уверенность и негу. Фелисити отчаянно вцепилась в обнимавшие ее руки.

– Не отпускай меня, пожалуйста, не отпускай!

– Я и не собираюсь. Лучше сама прижмись ко мне покрепче.

И Фелисити обхватила руками его шею, наслаждаясь тем, что он нежно, как ребенку, поглаживает ей спину и волосы. Ночью она капризничала и хотела сразу же пойти спать, но Дивон заставил ее прежде замыть кровь в сарае, на что Фелисити очень обиделась и стала уверять его, что ночной инцидент ее больше совершенно не волнует. Но теперь капитан – увы! – знал правду, ибо ее крики разбудили его, спавшего в соседней комнате.

– Не позволяй ему больше приходить ко мне, – затихая, всхлипывала она.

– Не позволю, не бойся, малышка. Ты в полной безопасности. – В такой безопасности, в какой может находиться человек посреди вражеского лагеря. Впрочем, вероятно, она не станет упрекать его в этой невинной лжи и не захочет разрушить слабую иллюзию спокойствия – на волшебных просторах ночи ничто не кажется невозможным.

Однако следующие ее слова доказали капитану, что Фелисити еще сохранила ощущение реальности; откинувшись, чтобы видеть его лицо, она спросила:

– Я убила его? Да, убила, – сама себе ответила девушка, и голос ее прозвучал спокойней, чем он ожидал.

– Ты спасла мне жизнь. – Дивон, улыбаясь, оправил ее бледное лицо в рамку густых золотистых волос. – У тебя не было иного выбора, – добавил он чуть настойчивей. – Не было.

В комнату заглядывала луна, заливая все вокруг призрачным серебристым сиянием, а Дивон, как в первый раз, видел в этом сказочном свете ее большие глаза, окаймленные мокрыми ресницами, маленький нос и щедрый припухший рот с дрожащей нижней губой. Руки его сжали белые хрупкие плечи.

– А теперь скажи мне, что ты все поняла.

– Поняла, – прошептала девушка, – все поняла.

Ответ этот, казалось, удовлетворил его, и, осторожно наклонившись к заплаканному лицу, Дивон языком начал слизывать соленые теплые слезы с ее щек. Это длилось бесконечно, а Фелисити, как завороженная, все не могла закрыть глаз.

Лицо его было рядом, как и тогда, когда он успокаивал и баюкал ее, но сейчас на нем застыло выражение безумия, заставившее девушку одновременно задрожать от жара и ледяного холода. Пространство в несколько дюймов, разделяющее их лица, дышало напряжением, как тот последний миг перед началом летней грозы. Неожиданно руки его разжались, и у Фелисити пересохло в горле и остановилось сердце. Сознание мучительно-сладко покидало ее, и, как в тумане, видела она, что Дивон сидит на ее кровати голый до пояса и ничто, кроме тонкой ночной рубашки, обжигавшей ей кожу, не отделяет его мускулистую грудь от ее тела.

Рот капитана как-то странно кривился, и Фелисити могла поклясться, что он просто прочитал ее мысли. Впрочем, ей было уже все равно. Она неумело протянула обнаженные руки и, путаясь в жестких зарослях его волос, коснулась его мощного торса. Все в этом мужественном теле обещало наслаждение плоти… как искупление тех ужасных воспоминаний.

Как только пальцы Фелисити коснулись его кожи, Дивон замер и лишь колоссальным усилием воли остановил желание немедленно опрокинуть девушку на себя. Острый ноготок ее, то ли случайно, то ли намеренно, царапнул его широкий темный сосок – и капитан застонал.

Фелисити мгновенно отдернула руки.

– Тебе больно? – Щеки ее запылали, и она была бы рада сейчас с головой зарыться в пуховую пышную перину.

Признанная королева Нью-Йорка была абсолютно несведущей в искусстве обольщения.

– Фелисити.

Было странно услышать из его уст свое настоящее имя, ведь он всегда звал ее только Рыженькой. Девушка промолчала, и голос раздался снова:

– Посмотри на меня. – Фелисити со страхом подняла ресницы. – Коснись меня.

Слова эти оказались ключом, открывшим все доселе бушевавшие в ней страсти. Не было больше стыда, не было запретов! Задохнувшись от желания, Фелисити прильнула к чужому телу. Кожа его была горячей и влажной от пота, она сводила с ума и сжимала внутренности. Гладя Дивона по ключице, девушка, еще боясь самой себя, осторожно перевела руку на грудь, затем еще ниже… Сомнений у Дивона больше не оставалось. Он открыл глаза и приблизил свое лицо к Фелисити.

– Ты понимаешь, что делаешь? – Его жаркое дыхание, казалось, тоже ласкает ее.