Море согласия

Кеймир не отозвался. Он тихонько вылез из кулаза и исчез под водой. Черный Джейран постоял в лодке, и когда опять разнесся выстрел, захохотал и отчаянно стал грести к берегу.

НОЧНОЙ СКАНДАЛ

Кият угощал русских офицеров в белой юрте. Господа сидели кружком на ковре. Перед ними в центре стояла медная чаша с дымящимся пловом. Вокруг нее— пиалы и чайники.

Кроме Кията и офицеров в юрте были еще слуга Атеке и хозяин юрты — Аман-Назар. Оба одного возраста — лет тридцати, но нрава разного. Атеке постоянно вмешивался в разговор, чувствовал себя свободно, а хозяин больше молчал и следил, чтобы гости ели-пили, если надо — он еще подаст.

Дружина Кията с Махтум-кули-ханом пировала во дворе, на деревянной тахте. Джигиты, разделившись на тра группы, тоже ели плов, пили чай и курили чилим. Со двора в юрту доносились их голоса: то увлеченные рассказы о чем-то интересном, то веселые выкрики и дружный смех. Рс-селье джигитов ничуть не мешало Кияту поверять сван мысли русским. Остановившись на том, что лучшего места, чем Красная коса, русским не найти, Кият развивал свои планы, что он думает предпринять в ближайшие дин. Согнувшись и поставив локоть на колено, он упоенно говорил:

— Подниму юрт и уведу на Челекен. Там у меня родственники. Там нефть, там соль, там место безопасное. Теперь, как персияне прослышат, что я съякшался с вами, обязательно сюда нагрянут. Без крови не обойдется. На Челекене спокойнее. Кораблей у персиян нет, а на лошадях и верблюдах на остров они не попадут.

— Да и по родословной, Кият-ага, Челекен тебе принадлежит,— подогревал Кията Атеке...

— Да, да,— Челекен первыми заняли мои предки,— соглашался Кият. — Аннаклыч-хан, да продлит аллах его жизнь в кущах, первым из нашего рода «кёр» поселился на Челекене. Так и в седжре (Седжре — родословная) записано. Надо будет взять седжре у Мамет-Таган-казия — духовника нашего и предъявить права свои на остров. А то Булат-хан совсем себя стал считать хозяином...

— По полриала за тулум берет,— пояснил Атеке, глядя на Муравьева.— А нефть-то Киятова. Только Кият-ага в другом месте живет...

— Выходит, вы тоже покупаете нефть, Кият-ага? — спросил Муравьев, вытряхивая на скатерку семечки из арбузного ломтя.— Вам бы не следовало платить за нефть кому-то. Берите все нефтяные колодцы в свои руки. Как заведем факторию, так астраханские купцы сразу приплывут за нефтью...

— Об этом сейчас думаю,— отозвался Кият.— Скоро буду переселяться на остров. Булат, правда, обиду затаит... Но я сумею его обласкать...

— Хей, аксакал!— удивился Атеке.— Разве задуманное тобой расстраивается? Разве ты не хочешь взять третьей женой дочь Булата?! — Слуга говорил по-туркменски. Муравьев в совершенстве владел туркменским и без труда понял сказанное. Николай Николаевич улыбнулся майору:

— Кият-ага третью жену надумал сватать! Каково, а, Максим Иваныч?

Офицеры дружно засмеялись: жениться в пятьдесят семь лет, да еще на третьей, — не слишком ли много берет на себя Кият-ага?!

Кият тоже засмеялся, но тут же насупился и взглянул на Атеке: не лезь, мол, не в свои дела. А русским сказал:

— Старый конь борозды не портит...

— Молода невеста-то?— спросил Пономарев.— А то гляди заездит...

И опять все засмеялись.

Кият выждал, пока офицеры умолкнут, сказал лукаво:

— У нас притча есть: если сам зрелый, то на умной женись, а нет— на молодой... Я буду жениться на молодой, потому что чувствую, — не все силы во мне еще вызрели!

— Вах, вах, Кият-ага!— закричал и захлопал себя по коленям Атеке.— Воистину говорят: люди сходят с ума— сходи и ты, люди веселятся— и ты веселись...

— Сколько же лет ей?— вновь переспросил Пономарев. И опять Атеке первым отозвался:

— Пятнадцать будет, самый сок...

Кият еще строже взглянул на слугу и посоветовал выйти ему и посмотреть, всем ли довольны Махтум-Кули-хан и джигиты: может, надо чего, пусть скажут.

Атеке поднялся со своего места и выскользнул из кибитки.

На дворе среди воинов как раз шла речь о том, что не плохо бы сходить в чайхану, послушать бахши. Махтум-Кули-хан велел Атеке сказать об этом Кияту. Слуга тотчас передал просьбу.

— Ладно, пусть идут,— согласился Кият.

Атеке вновь вышел, и слышно было, как шумно покидали двор джигиты, как дразнили за юртами на пустыре собак, кричали, свистели и смеялись.

Кият выждал, пока утихнет шум, затем продолжил беседу о своих ближайших намерениях. В разговорах незаметно бежало время. Офицеры, насытившись, вновь было взялись за чаепитие, как вдруг со стороны рабата донеслись выстрелы. Один, другой, третий. Все выбежали наружу.

— Атеке!— крикнул Кият-ага и, отыскав его во тьме, приказал:— Атеке, иди узнай; кто там стреляет!

Слуга — тотчас в седло и поскакал к рабату. Место стрельбы быстро перемещалось на восток. Было похоже, что одни убегают, отстреливаясь, другие стреляют, преследуя...

Перестрелка быстро кончилась. На Гургене опять стало тихо. Вскоре возвратился Атеке: