— Иэх!— безнадежно всхлипнул он и сел на землю. И лицо ладонями закрыл. Понял Кеймир, что и чайчи против него, раз по ложному следу пустил. Специально натравил на кибитку Аман-Назара, где по его расчетам должен был находиться Кият-ага. Добились-таки своего мир-садыковские прихвостни...
— Что случилось пальван, а ну-ка встань! — услышал Кеймир над собой спокойный голос Кията.
Батрак встал, склонил голову. Он был чуть повыше Кията и шире в плечах, а выглядел перед ним, как общипанный цыпленок. Полы халата не доставали до колен, а рукава едва прикрывали локти. Из-под халата виднелись прилипшие к ногам мокрые нижние штаны.
— Так что же тут происходит?— повысил голос Кият, трогая рукой пышную бороду...
— Ай, вот этот дурачок Назар-Мергена взялся среди ночи искать,— ответил Аман-Назар.— Не поделили чего-то...
— Что у тебя к нему? — спросил Кият.
— Сами разберемся,— злобно отозвался Кеймир.
— Молодец, если так,— сказал Кият. — Но все равно не позорь себя ни перед нами, ни перед нашими гостями. Поезжай-ка лучше на остров, да скажи Булат-хану, чтобы через две пятницы в Гасан-Кули приплыл. Маслахат большой будет. Смотри, не забудь.
— Не забуду, — безразлично отозвался Кеймир и зашагал к морю, к киржимам.
Взбудораженная толпа провожала его смешками и криками. Кеймир с шага перешел на бег, влетел во двор ра-бата и замолотил кулаками по двери чайханы. Никто не отозвался.
— Ну погоди, чайчи — собака старая! — пригрозил батрак. — С тебя-то я возьму свое. И за дружков своих, за Назар-Мергена и Мир-Садыка расплатишься. — Тут же он выскочил со двора и без оглядки бросился к своему кир-жиму. Он кинул с берега на борт доску, пробежал по ней, и его голос загремел в киржиме:
— Давай Курбан! Давай, Меджид! Давай — поплыли отсюда! Будь проклято это логово воров и смутьянов!
Напарники Кеймира заметались по палубе. Подняли парус. Они так и не могли понять, что произошло с Кейми-ром. Никогда его таким не видели. Грозный, рассвирепевший, как раненый лев, он внушал своим видом и голосом страх.
Киржим тотчас снялся и поплыл по взбудораженной ветром отмели.
ЧЕЛЕКЕН
Днем плыли, ночью спали на берегу. Трое спали, один стоял на страже. Три дня справа по борту тянулись унылые однообразные пески и такыры. Ни человека, ни скотины вокруг на десять фарсахов не сыщешь. Разгуливал пустынный ветер, раскачивал с разбойным свистом кусты саксаула на барханах и большими охапками бросал песок в Каспий, будто хотел засыпать его. Потом ветер дул с моря и бросал злые серые волны на песок.
Иногда в пути встречались небольшие заливы. Их мореходы обходили стороной. Не раз, бывало, из этих заливов выскакивали люди других племен, грабили, сжигали корабли, а торговцев уводили в неволю...
Остров завиднелся вечером, на закате солнца. Издали он показался чудовищем, которое залегло в море и поджидает глупых путешественников. Подплывут к нему — и проглотит оно людей вместе с их кораблем. Уж лучше бы и в самом деле встретилось им чудовище, — думал уныло Кеймир. — Разве лучше сейчас попасться на глаза Булат-хану, его нежной дочке — Тувак! Что он скажет им, куда делись деньги? Почему девичьи украшения не привез?
Четче, четче стали видны берега Челекена. Вот уже рыбацкие лодки и кибитки видны. По пять, по шесть кибиток стоят поселения родовые тут и там.
Поплыли мореходы вдоль западного берега. С борта весь остров, как на ладони. Поперек острова — возвышенность Чохрак, пересеченная узкой змеистой дорогой. По одну сторону хребта стада верблюдов бродят в зарослях колючки. По другую сторону, в низине — озера блестят, наполненные нефтью. Колодцы нефти тут и там разбросаны. Точно такие же, как водяные, только края сухой травой обложены, чтобы не обрушивались. Видно, как люди черпают из колодцев кожаными бадьями нефть и наполняют тулумы. Это Булат-хан готовит киржимы к отправке на Астрабадский берег. А может, для людей Кията— гасанку-лийцев — заготовляет черное масло. Те на киржимах приплывут к острову, погрузят тулумы и отправятся к Астрабаду.
Повозки — двухколесные арбы — движутся вверх через Чохрак, тянут их верблюды, вытянув шеи. С моря верблюды похожи на желтых лебедей.
Киржим обогнул северную косу острова и вошел в не глубокий залив. Сразу же открылся вид на кочевье: на бе регу — кибитки в два порядка, с десяток киржимов на при чале и люди возле лодок.
Сильно изменился Кеймир за время путешествия: осунулся, ссутулился, лицо побледнело, как от персидской лихорадки. Зубы сжал батрак — будь что будет. Встал у борта в старом драном халате, даже тельпека на голове нет. Из-под халата грудь волосатая проглядывает, прикрыть нечем. Подвели моряки киржим прямо к суше, сошли по широкой доске на песок. И люди сразу поняли, случилось что-то. Прежде, когда с удачей из чужого края возвращались, то на радостях из ружей вверх палили, сейчас глаза вниз опущены...