Море спокойствия

Остаток дня я занимаюсь тем, что откладываю выполнение необходимых дел. Наконец добрался до телефона, позвонил на почту и отменил доставку газеты, хотя до последнего был уверен, что не сделаю этого. А после заодно позвонил и в хоспис: попросил их забрать больничную койку, которую они привезли моему деду два месяца назад. Его нет всего две недели, а кажется, будто целую вечность. Если б не нужно было делать столько телефонных звонков, я бы вообще усомнился, а жил ли он здесь.

Повесив трубку после разговора с хосписом, я смотрю на телефон у себя в руке и думаю позвонить дедушке. Собирался звонить ему вчера, позавчера и днем раньше. Но так и не позвонил. Мы с ним говорили на прошлой неделе – это было ужасно. Его состояние ухудшилось в сотни раз, с тех пор как его отсюда увезли. Совсем не соображает. Его разум затуманен всевозможными обезболивающими, которыми его накачивают для облегчения состояния. Во время беседы ты будто говоришь не с ним. На другом конце провода – только тело, сознания больше нет. Я практически слышу, как его мозг пытается осмыслить мои слова, но ничего не выходит. Дедушка расстраивается, и его растерянность разрывает мне сердце, словно оно уже не разбито вдребезги. Но порой, поддавшись эгоизму, я все-таки ему звоню. Ради самого себя. И говорю с ним. Рассказываю то, чего не поведал бы ни одной живой душе, потому что знаю: по окончании разговора он все забудет, будто этого разговора никогда не было.

Даже наша последняя нормальная беседа, состоявшаяся в субботу вечером, прежде чем его забрал мой двоюродный дедушка со своей женой, была одурманена сильнодействующими препаратами. Он позвал меня с намерением дать совет, в котором я, по его мнению, нуждался. Усадил меня на диван, а сам устроился в мягком кресле напротив, как это бывало на протяжении многих лет, когда он делился со мной своей мудростью, столь необходимой мне на том или ином жизненном этапе. На самом деле я никогда его не слушал, поскольку считал, что не нуждаюсь в ней. Но в тот вечер сидел и слушал. Ловил каждое сказанное им слово. С жадностью впитывал все, что он хотел мне сказать, даже если слова исходили из затуманенного препаратами сознания.

Тогда он рассказал мне многое, и я помню все. Он говорил о женщинах и непростительных поступках, о садовых качелях и красных кирпичных домах, о воспоминаниях, которых еще нет.

* * *

В шесть часов я должен быть на ужине у Дрю, а значит, нужно принять душ и найти что-то приличное из вещей. Мама Дрю любит, когда к воскресному ужину все наряжаются. Разумеется, это не какой-то торжественный прием, но красивая одежда, по словам миссис Лейтон, делает его особенным событием. Я пытался как-то откреститься от этого вечера, но она мне не позволила. И так уже три недели подряд не приходил к ним на воскресные ужины. Не то чтобы они мне не нравились. Чаще всего на них даже бывает весело. Можно поесть нормальной еды, так что мне не нужно готовить, да и Дрю в кругу семьи не ведет себя как болван. Но дело в том, что, приходя к ним, я чувствую себя как в одной из серий «Улицы Сезам»: торчу в верхнем углу экрана телевизора, пока все остальные внизу поют о том, что кто-то здесь лишний. Нормальная жизнь их семьи во всех подробностях напоминает мне о том, какой ненормальной является моя собственная жизнь. Я мог бы целый день простоять здесь, придумывая отговорки не идти, но знаю, что мне не отвертеться. Поэтому, смирившись, достаю из шкафа приличную одежду и отправляюсь в душ.

Глава 14

Настя

Кисть и запястье человека состоят из двадцати семи костей. У меня были сломаны двадцать две из них. Иными словами, моя рука – своего рода чудо. В ней полно пластин и шурупов, и даже после нескольких операций она по-прежнему выглядит немного иначе. Зато функционирует лучше, чем предполагалось. Нельзя сказать, что ею невозможно ничего выполнить: просто она не способна на то единственное, что я хочу. На то, что сделало меня такой, какая я есть.

* * *

У меня никогда, даже в прошлом, не было нормальной личной жизни. Все свое время после школы я проводила либо в музыкальной лаборатории, либо на частных уроках музыки, а по субботам играла на фортепиано на свадьбах. Бывало, в разгар свадебного сезона я умудрялась посетить три свадьбы за день. Выбегала из одной церкви, запрыгивала в машину, где меня ждала мама, и мчалась на другую церемонию. Порой от такой занятости можно было сойти с ума, мне редко выпадали свободные выходные. Но при минимальных усилиях и затраченном времени я получала отличные деньги.