Море спокойствия

– Тебе ничто не мешает поехать, Мил… – вступает отец, но вовремя осекается. Верно, папа, ничто, кроме того, что мне все время придется ходить в рубашке, чтобы скрывать шрамы, и отбиваться от сотни вопросов, на которые я не хочу отвечать, даже если бы не молчала. Оказаться проткнутой железнодорожным костылем и то не так больно.

Спросите у меня, кто из нашей семьи труднее всего переживает эту дерьмовую ситуацию, и я скажу вам – мой отец. Он хоть и крутого нрава, но спокойный. Добрый, заботливый, однако может быть и жестоким, если требуется защитить своих детей. Как и все отцы. Проблема в том, что меня он не защитил. Не сумел. Да и в этом случае никто бы не смог. Хотя он, скорее всего, другого мнения.

– Однажды тебе все-таки придется вернуться к нормальной жизни, – продолжает он. Чувствую, меня ждет лекция на тему «никаких оправданий». Нам с Ашером всегда запрещали оправдываться, даже сейчас. И что-то мне подсказывает, речь идет не только о поездке на пляж. – Над тем, что случилось, ты была не властна, у тебя не было выбора. Как не было его и у нас. Но сейчас ты можешь выбирать. А мы – нет. Ты одна отвечаешь за свою жизнь, нам остается только наблюдать за тобой с боковой линии, пока ты раз за разом совершаешь неверные передачи. – Ну вот, теперь мы переходим к спортивной терминологии. – Мы не собираемся принуждать тебя к тому, к чему ты не готова. Тебя и так достаточно заставляли. Но ты должна решить для себя, как долго еще эта ситуация будет определять твою жизнь.

Теперь-то мои родители наверняка понимают, что своим воспитанием сами себя загнали в угол, когда настаивали на том, чтобы мы с Ашером самостоятельно делали свой выбор, несли за него ответственность и принимали его последствия. Сейчас они не могут вернуть сказанное обратно. Им остается только позволить мне самой принимать решения, верные и неверные, и наблюдать за тем, как я живу с этим результатом, потому что они меня так научили.

Было здорово, пока мою жизнь определяла роль пианистки из Брайтона. Пока я делала правильный выбор. Пока каждое мое решение соответствовало желаниям родителей. Я позволяла себе плыть по их течению, где меня сглаживали и полировали до совершенства, словно перекатываемый в песке камень. Но как только идеальная форма была достигнута, меня рывком вытащили из воды, швырнули и разбили на тысячи осколков, которые мне не под силу собрать. Многие кусочки потерялись, и я не знаю, где они. А те, что остались, больше не складываются воедино.

Наверное, я так и буду состоять из осколков. Зато можно перекладывать их, переставлять в любом порядке, в зависимости от дня и нужного образа. Я могу в любое время меняться, становясь множеством разных девушек, и ни одна из них не будет мной.

Мы сидим за столом и едим блинчики, приготовленные из блинной смеси. Даже Ашер молчит. После завтрака я ухожу к себе наверх, ищу новые имена, чтобы добавить их к своей настенной коллекции. Из окна вижу, как к дому подъезжает Аддисон, но вниз не спускаюсь. И пусть мне не суждено познакомиться с ней, в одном Ашер прав: она – нереальная красотка.

* * *

Во второй половине воскресного дня, в шестом часу, я сажусь в свою машину. Все выходят проводить меня. Мама напоминает, чтобы я написала ей, как только приеду к Марго – так она будет знать, что я благополучно добралась. Папа обнимает меня и захлопывает дверцу вычищенной до блеска машины, которую они с Ашером вчера намывали. Едва очутившись за рулем, я блокирую двери, выключаю радио и уезжаю.

Поездка домой для меня сродни культурному шоку. Другой дом, другое лицо, другая одежда, другое имя. То же одеяло. Порой мне даже кажется, что было бы неплохо упаковать Ашера в коробку и увезти с собой к Марго. Но тогда он увидит мое нынешнее состояние. Поймет, что мне стало не лучше, а хуже, и я вновь столкнусь с теми самыми разочарованиями и потерянными надеждами, от которых в первую очередь сбежала. Кроме того, как только он хорошенько меня узнает, сразу начнет набрасываться с кулаками на любого парня, кто видел меня во всем моем великолепии голливудской Белоснежки.

Пока доеду до Марго, будет уже восьмой час. Я специально так рассчитала время, чтобы мне не пришлось решать, идти на ужин к Дрю или нет. Я даже начинаю чувствовать себя виноватой из-за того, что никто из нас с Джошем не попытался рассказать ему, как много времени мы проводим вместе. Дело не в том, что я против того, чтобы Дрю знал; думаю, он уже смирился с тем, что никакое количество выпитого алкоголя не заставит меня с ним переспать. Проблема в другом: он неминуемо начнет задаваться вопросом, каким образом мы проводим с Джошем столько времени, не разговаривая. Даже если его подозрения беспочвенны, это все равно подозрения, а они мне не нужны. Ну и если быть честной, часы, проведенные в гараже с Джошем, в отличие от времени в школе, с Марго и всем прочим, принадлежат мне одной. И пока я не хочу ими делиться. По-видимому, Джош тоже ничего не сказал Дрю.

Глава 19

Джош